Красный цветок (СИ)

  Напуганная и возмущенная, я, наплевав на запреты, применила Силу. Ту самую, что строго-настрого наказывалось таить и прятать. Рой оранжевых искр полетел в мучителей. Магические угольки опалили косматые бороды, кустистые брови, оголяя шишковатые затылки, негуманно лишая вшей законного местожительства.

  Распространяя вокруг запах жженой пакли, мужики понеслись по коридору, грузно шлепая ножищами в уродливых сапогах, сопровождая бег диким завыванием:

   - Люди!!! Ведьма!!! Ведьма!!! Пламя для ведьмы!!!

  Мать, жадно хватая ром воздух, держалась обеими руками за распухающее на глазах горло.

  Я испуганно к ней припала.

  - Ничего, Оди. Ничего, - пыталась успокоить она меня. - Что же ты натворила, девочка моя? Я же тебя столько раз предупреждала...!

   - Но что мне было делать?! - заломила я руки.

   - Ведьма!!! Ведьма!!! Пламя для ведьмы!!! - ревела собирающаяся под окнами толпа.

  Взгляд матери сделался затравленным, почти безумным:

  - Оди, вставай! Вставай же! Мы должны бежать.

  Бежать было не куда.

  Разъяренная, разгоряченная свора ворвалась в комнату. В считанные секунды нас скрутили в два свертка, и с гиканьем вытащили на улицу. Не обращая внимания на мольбы и просьбы, привязали к столбу.

  'Ведьме - пламя! Ведьме - пламя! Ведьме - пламя!' - неслось со всех сторон.

  Жутко расширялись рты, щелкали зубы.

  - Ведьме - пламя!

  - Нет!!! - завизжала я, забившись в истерике, пытаясь выскользнуть из-под удерживающих меня пут. - Не хочу умирать!!! Не хочу!!!

  В щеку ударило тухлое яйцо. Разбившись, противной кашей поползло по коже. Потом ещё одно. И ещё.

  В ушах звенел смех.

  - Не надо! Не надо, пожалуйста, - стонала я, не в силах увернуться от метких ударов.

  Сквозь слезы, размывающие очертания предметов, я видела, как чьи-то руки разбрасывают вязанки хвороста у наших с матерью ног.

  - Смочи, - советовали безымянные голоса. - А то проклятые прислужницы Слепого Ткача не помучаются, как следует! Быстро сдохнут. Никакой потехи.

   - Пощадите хоть ребенка! - кричала мать.

  - Она - ведьма! - прошамкала в ответ старуха, куда больше нас смахивающая на упомянутое создание. - Ведьма!

  Я до сих пор помню, как открывался её беззубый черный рот. Он возвращается ко мне в кошмарах снова и снова:

   - Гори огнем!

  К раскиданному хворосту полетели факелы.

  Я не могла поверить, что это конец. Сердце билось, душа - надеялась. Тело, молодое, полное сил, не желало сдаваться. Оно хотело жить. Безумно хотело.

  Но когда дым накрыл нас едким, ядовитым, густым облаком, я поняла: никто не пощадит; никто не спасет. Мы умрем. Лютой, жуткой, мучительной смертью. Животный ужас вытеснил все: любовь, чувство собственного достоинства, милосердие, веру в богов и в посмертье. Крик смертельно раненого зверя устремился в небо.

  Огонь взлетел, обретая полную силу. Мир скрутился, съежился, словно конфетный фантик, многоцветный и пустой.

  Осталась боль.

  Огненные ручьи текли и плясали, прорываясь в легкие, сплавляя кожу, мышцы, сухожилия. Меня разрывало на части, в каждую разорванную клеточку впивались тысячи жадных плотоядных зубов.

  Я больше не боялась смерти. Из пучины страданий она виделась единственным спасением. Я звала смерть, как избавительницу.

  ***

  Первым, что я увидела, придя в себя, было обугленное тело моей несчастной матери. На лоснящемся, совершенно лысом, будто наполированном черепе лишь кое-где пружинками топорщились редкие волоски - жалкие останки прекрасных, густых кос, - предмет зависти многочисленных соперниц. Почерневшие глазницы сочились сукровицей.

  В воздухе медленно оседали сажа и пепел.

  Пока я поднималась на ноги, люди в немом ужасе наблюдали за этим простым действием. 'Ведьм' жгли часто. Куда реже им удавалось пережить смерть.

  Ярость, - белая и праведная, всепожирающая, - обернулась огнем. Он послушно пошел к рукам, словно выдрессированный пес к хозяину. Обращенное в бичи пламя, полетело, врезалось в тела недавних палачей, заставляя их обугливаться, скукоживаться и таять под воздействием немыслимо высоких температур.

  Один за другим люди исчезали, рассыпались черным пеплом, кружащимся в воздухе.

  Струи-бичи взлетали и били до тех пор, пока не осталось ничего, кроме выжженной земли да высокого равнодушного неба.

  Глава 2

  Улочки Бэртон-Рив

  Из небытия меня выдернуло знание о том, что кто-то находится рядом.

  Я села, с недоумением оглядываясь вокруг. Тяжелое небо, готовое разродиться дождем, ни о чем не говорило. Как я оказалась на черном обожженном пустыре; кто я - не удавалось вспомнить. Ветер тоскливо гремел цепями на столбе. Большая черная ворона, прогуливающаяся на тонких ножках, заметив подозрительные, с её точки зрения, движения, вспомнила, что она, как-никак, птица, возмущенно махнула косыми крыльями и улетела, оставляя меня в одиночестве.

   Кое-как доплетясь до кирпичной коробки дома, я толкнула дверь. Взгляд выхватил из липкой темноты шаткую лестницу, убегающую вверх, скалящуюся многочисленными острыми ступеньками.