Сгруппировавшись, как его учили на протяжении сотен часов занятий, он оторвал вентиляционный винт от его основы, открывая прямоугольник холодного пространства, ведущего на открытый воздух, и держа его свободной рукой, пытался оценить его нынешнюю полезность в качестве оружия. Он был тонким с острыми краями, вполне способный хорошо послужить его цели.
Он посмотрел на то, чем был сейчас Джура.
— Что бы ты ни было, — пробормотал Скопик, — прощается тебе.
Размахнувшись, он швырнул вентиляционный винт так сильно, как только мог, в труп Джуры.
Он просвистел вниз по воздуху, и нашел свою цель в совершенстве, отделяя голову Джуры от плеч и отправляя ее катиться вперед по полу. Густая, наполовину запекшаяся кровь брызнула из культи шеи трупа. Обезглавленное тело сделало еще один неуклюжий шаг, наклонилось в сторону и упало на колени, потом вниз на живот.
Тем не менее, свисая с открытого вентиляционного люка, он не хотел рисковать и смотрел, что будет дальше. Ничего из того, чему он научился в академии, даже близко не было к тому, что он видел сейчас. Когда он расскажет другим…
Снизу донесся стук: обезглавленное чудовище все еще двигалось. Оно наклонилось вперед, рыская по полу, пока не нашло свою отрубленную голову, село снова и, держа голову лицом вперед перед своей грудью, направило в сторону Скопика таким образом, что жидкие черные глаза уставились прямо на Скопика, рот заклывался и открывался, словно что-то жуя.
Рот открылся, и голова закричала.
Он увидел, что обезглавленный труп Джуры Острогота бросил свою голову с открытым ртом прямо в него. Недолго думая, забрак прикрыл лицо свободной рукой и почувствовал, как зубы впились в нежную плоть его предплечья, разрывая кожу и мышцы вплоть до костей. Боль была невероятной, словно от химического ожога, как если бы резцы были покрыты какой-то быстродействующей кислотой. Агония промчалась через руку Скопика к его ключице, и он отпустил вентиляционный люк и упал, и тяжело рухнул на пол, голова все еще впивалась его руку. Ошеломленный, он посмотрел вниз на голову. Она издавала булькающие звуки, его челюсти все еще сжимались, а глаза светились.
— Убирайся! — крикнул Скопик, пытаясь сжать раненную руку свободной, но не мог собрать сил. Была сломана рука? — Прочь!
Он схватил голову за волосы и дернул так сильно, как мог, но все равно она не отпустила его.
— Отдай мою руку!
В течение нескольких ужасных секунд он пытался бить ее об пол, но ничего, казалось, на нее не действует. Она крепко держалась на руке, сжигающая жидкая боль продолжала разливаться через рану в предплечье.
Скопик встал. Пол под ногами казался кривым. Шатаясь, он пошел к кровати, но недооценил расстояние и упал на пол во второй раз, на этот раз лицом вниз. Чернота затопила его зрение, затмевая свет, и он понял, что боль в руке затихает, пораженный прохладным онемением, которое начало распространяться по всему телу.
Скопик замер в неподвижности.
Все звуки исчезли.
Чувство онемения усилилось, принеся с собой своего рода эйфорию, которая охватила его сознании одной сплошной черной волной.
«Это не так плохо для финала», мелькнула мысль. «Это не так плохо…»
Спустя тридцать минут, группа учеников вернулась в общежитие, чтобы найти комнату в полном беспорядке. Они не видели, что сталось со Скопиком, так как он залез под кровать, но они нашли отрезанную голову Джуры Острогота.
А когда они услышали звуки, донесшиеся из-за спины, было слишком поздно.
20. Изоляция
В столовой, спустя час. Сто двадцать учеников, составляющих более половины академического студенчества, заканчивали свою вечернюю трапезу, когда двери, лязгнув, закрылись.
Был ли это один из мастеров или иной фактор, было неясно. Ученик пятого курса по имени Ракер первым обнаружил, что дверь заблокирована. Занятый мыслями о предстоящей боевой подготовке на следующий день, он просто толкнул ее сильнее, предполагая, что она застряла или сломалась, но ничего не произошло. Ракер бросил украдкой взгляд через плечо. Но никто из учеников даже не смотрел на него.
Он попытаться использовать Силу, в то время, как за его спиной уже стояли некоторые ученики, с нетерпением ожидая, когда Ракер выйдет. Даже те, кто был в стороне, смотрели, ожидая увидеть финал этой мини-драмы. Ни один из них не оглядывался в сторону кухни, пока не раздались крики.
Когда он услышал крик, Ракер повернулся, чтобы посмотреть, что случилось. Там была группа из шести или семи студентов Ситхов кишаших в зоне приготовления пищи. Остальные ученики по-прежнему сидели за своими столами. Но что-то серьезно было не в порядке с наклоном их лиц; он увидел, что сейчас они выглядели почти так же, как если бы их внутренние органы были вырваны и помещены на их головы. Их лица были черными и мертвыми, а жирная кожа цвета замазки и безжизненная, за исключением их ртов, которые были искажены ухмылками ятаганов с безошибочно узнаваемым чувством голода.
И они все вместе кричали, как единое целое.