Красный утес

Особенно ее веселило то, что староста так легко обманулся, так просто поддался на иллюзии, наведенные Инес. В отличие от Чонси, Констанция ясно видела, что в супе только овощи и кусочки вареной баранины, а на брюках старосты всего лишь томатный соус.

Констанции не хотелось даже прикасаться к этому человеку, не говоря уже о том, чтобы увидеть его нагим или запачкать руки его гадкой кровью. На это она бы не пошла даже во имя мести.

В конце концов, реальность – это еще не все; ее легко исказить. Важнее всего то, во что верит сам человек. А если его убеждения ложные, то, что ж, ему же хуже.

Чонси Шад искренне уверовал, что унижен и опозорен. Такой сатисфакции Констанции было достаточно.

От нервного перенапряжения староста то терял сознание, то приходил в себя. Констанция почти перестала обращать на него внимание.

Неспешно поглощая сыр с виноградом, она поглядывала на окно, рассматривала витраж с розами и ждала. Луна вовсю сияла высоко в небе, а значит Безумная Белла уже взялась за свое предназначение.

Главное, чтобы Белла начала пожар, а уж вовремя потушить его не сумеют. Констанция поручила Джону, околдованному кучеру, слить кое-где воду из соседских бочек и заменить ее горючей жидкостью.

Время тянулось медленно. Констанция всеми силами сохраняла стоическое спокойствие. Она уже не та, что прежде, и должна вести себя в соответствии с той высотой, на которую смогла подняться. Какие бы сомнения ни метались в ее расколотой душе, она ровно держала спину и не смела опустить голову.

На фоне о чем-то причитал староста, но она его не слышала. Она вся замерла в ожидании и в своих мыслях. Вот-вот свершится то, что Констанция так тщательно спланировала: Амбер-Клиф канет в лету, а она вместе с Инес и Кессиди уедет подальше отсюда, в новую жизнь.

Констанция так сильно сжала инжир в руках, что разломала его пополам. Большие пальцы впились в нежную мякоть. Сок покатился по ладоням.

Тут одна из белых роз на витражном стекле засветилась медным светом. Затем еще одна, и еще.

К тому моменту, как в столовую вошел Джон, все витражные цветы сияли огнем, а из-за окна доносились крики перепуганных жителей.

– Что там за шум?! – прохрипел вновь пришедший в себя староста.

– Представление уже началось, – хмыкнула Констанция. – Вы очнулись как раз вовремя.

– Джон? И ты здесь? – недоуменно пробормотал Шад, заметив кучера. – Чего же ты стоишь?! Живо развяжи меня и отвези к знахарке! Мне нужна помощь! Миссис Циммерн совсем выжила из ума!

Не тронувшись с места, кучер посмотрел на старосту безразличным взглядом.

– Что ты с ним сделала, ведьма?! – зашипел Шад, выкатив глаза. – Околдовала?! Ох, права была бедняжка Бетти на твой счет!

– Ведьма? Пф… – усмехнулась Констанция. – Я намного могущественнее. Я – ангел возмездия.

В ответ староста от отчаяния начал сыпать настолько грязными ругательствами, каких не слыхали, наверное, бывалые моряки. Это еще раз обнажило все его прогнившее нутро.

Констанцию не задевали эти оскорбления, но из принципа она не захотела мириться с ними. Чонси Шад был полностью в ее руках, и ему не следовало позволять себе грубостей.

Она красноречиво посмотрела на кучера, указав ему взглядом на старосту. Джон понял ее молчаливый приказ и влепил Чонси громкую оплеуху. Воспользовавшись минутой молчания, Констанция произнесла:

– Джон, будьте любезны сделать так, чтобы этот червь не оскорблял наш слух своей грязью.

Она придвинула к кучеру тонкий острый нож, двузубую вилку и пустую тарелку, а затем сладко проговорила, смерив старосту ледяным взглядом:

– Мистер Шад, в нашем меню изменения. Прежде я думала, что мы обойдемся без десерта, но вы просто не оставили мне выбора. Подвешенный язык – вот ваша истинная сила и единственное достоинство. Я сперва отниму его, а затем подам вам на блюде.

– О чем ты толкуешь, женщина?! – взвизгнул некогда самый влиятельный человек в Амбер-Клифе, задергавшись на стуле.

У Джона была привычка всюду носить с собой небольшой отрезок плотной веревки, на случай обрыва вожжей. Он достал веревку, взял приборы, предложенные Констанцией, и направился к старосте.

Констанция не хотела смотреть, как кучер вытаскивает у старосты язык. Ей достаточно было и криков. Поэтому она отвернулась к окну. Там, снаружи, безжалостные языки пламени уже вовсю взялись за Амбер-Клиф.

Констанция невольно залюбовалась игрою света и тени на цветном стекле. Пожалуй, во всем вычурно-пошлом доме старосты ей нравился только этот цветочный витраж.

– Джон! Я – лицо государственное. Покушение на меня – это покушение на страну. Подумай, зачем становиться висельником ради женщины? – затараторил Шад. – Я… Я могу дать тебе все деньги, что есть в этой комнате! Я отдам все, Джон! Стой! Ты не посмеешь! Подожди!..

В столовой раздался душераздирающий крик. А через мгновение язык старого повесы шлепнулся на белоснежную тарелку.

Когда дело было сделано, стул с мычащим и рыдающим Чонси Шадом поставили у самого окна, чтобы он смотрел, как горит Амбер-Клиф.