Красный вагон

В тайге стучали топоры. От земли тянуло крепкими, немного печальными запахами свежей порубки.

Срубленных деревьев было совсем мало.

Раз, два, три, четыре, пять...

Варя пересчитала их по пальцам и сказала:

— Вот это и есть тридцать два процента. А если сто процентов, так это вон до той лиственницы. Понял?

Но Глеб и без Вари все прекрасно понимал.

Вместе со всеми был на просеке и Георгий Лукич.

В стареньком железнодорожном кителе, с закатанными до локтя рукавами он стоял возле Димки Кучерова и учил его уму-разуму.

— Ты подсекай! — убеждал он Димку. — Ну, вот так... Да не так же! Я ж тебе говорю — подсекай... Какой ты, право, бестолковый!

Димка безропотно слушал Георгия Лукича и старался, как видно, изо всех сил. Длинные волосы его мотались из стороны в сторону, из-под топора летели куда попало белые щепки.

Георгий Лукич постоял еще немного возле Димки, покачал головой, как будто бы хотел сказать: «Эх ты, дурак ты, дурак. Хоть учи тебя, хоть не учи, все равно толку не будет», — и пошел к Луке.

Глеб смотрел на Луку и ждал бури.

Лука не Димка, Лука «бестолкового» не стерпит. Лука не такой...

Георгий Лукич и Лука стояли далеко от Глеба. Что они там говорили, Глеб не слышал.

Но Глеб и так понимал, что Георгий Лукич разговаривал с Лукой совсем иначе, чем с Лордом. Ну да, один раз он даже улыбнулся, а потом вытащил портсигар и протянул Луке.

Вот это номер! Возьмет Лука папиросу или не возьмет?

Варя стояла рядом с Глебом и тоже внимательно наблюдала за отцом и Лукой.

Когда Георгий Лукич протянул Луке портсигар, она толкнула Глеба в бок и сказала:

— Смотри, мириться начинают!

А Глеб в эту минуту сам не понимал, чего ему хочется.

Ему и хотелось, чтобы Лука взял папиросу, и в то же время не хотелось.

Подумаешь, какой нашелся! Сначала вверх тормашками выбрасывать хотел, а теперь папиросы дает.

«Не бери, Лука, не бери!»

А кто-то другой беспокойно копошился в душе Глеба и шептал:

«Ну ладно уж, бери, чего стоишь?»

Лука папиросу не взял, и Глебу от этого сразу стало как-то не по себе.

— Не взял, — грустно сказал он, — не хочет мириться.

Варя хрюкнула и сразу же прикрыла рот ладонью.

— Чего ты хрюкаешь? Весело, да?

— Не. Мне не весело. Разве с одного раза мирятся? С одного раза никто не мирится.

Тут Глеб сделал вид, будто ему все равно — хотят они мириться или не хотят.

Если Георгий Лукич мириться хочет, так пускай не пишет на доске.

Если б Глеб курил, так он бы тоже не взял. Ни одной штуки. Очень нужно!

Глеб пошел вдоль просеки и начал приглядываться, где тут найти подходящий прут и вырезать хороший свисток.

Вскоре ему попался высокий, раскидистый куст черемухи. Черемуха уж отцвела, но ветки были еще по-весеннему гибкими и кора от них сразу же отлипала.

Только постучи колодкой ножичка, только поверти осторожно пальцами — и готово.

Варя занялась своим делом. Ходила от дерева к дереву, рвала цветы и пела какую-то странную песенку:

Я хожу по тайге,
Я собираю цветы.
Солнце блестит,
Птичка летит,
Дождик идет,
Птичка поет.

Свисток у Глеба получился что надо.

Приложил к губам, надул щеки и сам удивился.

Ого! Вот это да! Если бы Колька Пухов увидел такой свисток, сразу бы от зависти умер.

Глеб оглянулся и только тут заметил, что Варя куда-то исчезла.

А если никто не слушает, какой интерес свистеть. Совсем никакого интереса нет.

Глеб решил вырезать еще один свисток и подарить Варе. Вдвоем-то свистеть веселее.

Глеб принялся за дело и решил вырезать этот свисток еще получше прежнего. С переливами, с веселыми, как у певчих птиц, голосами.

Но окончить это дело Глебу не удалось.

Только начал колотить ножичком по коре, откуда ни возьмись, появилась Варя.

Лицо у нее было озабоченное, взволнованное.

— Глеб! — сказала Варя. — Димка Кучеров опять спит.

— Как — спит?

— Так... протянул ноги и спит. Я сама видела.

Это, конечно, было нахальство. У Луки больная рука, а он работает. А у Димки ничего не болит, а он спит.

Варя тоже заявила, что это нахальство и свинство.

— Он, наверное, нарочно спит! Он, наверное, хочет, чтобы они обратно поссорились? — спросила она.

— Он не нарочно... он вообще такой, — сказал Глеб. — Он в классе тоже спал.

Варя не знала Димку и поэтому не поверила Глебу. Она была убеждена, что Димка завалился спать назло отцу.

— Я сейчас пойду, и я ему сейчас скажу, — заявила она. — Я ему такое скажу, что он сразу подскочит,

Глеб усмехнулся и пошел за Варей.

Димка спал лицом вверх.

Худой, загорелый, с узенькой курчавой полоской белокурых усов на губе.

Варя подошла к Димке, укоризненно посмотрела на него и сказала:

— Димка, ты почему спишь? Ты не спи, ты вставай!

Димка пошевелил во сне губами, сложил их трубочкой и тихо, но внятно засвистел.

Варя потормошила Димку за плечо и сказала еще убежденнее:

— Ты, Димка, не спи. Ты вставай, спать стыдно!

Варя толкала Димку все сильнее и сильнее, но он даже и не думал просыпаться.

Лишь один раз приоткрыл серый, затуманившийся глаз, посмотрел куда-то вверх и захрипел еще сильнее.

— А ты чего так стоишь? — чуть не плача, спросила Варя.— Ты так не стой. Ты тоже буди!