Олег обернулся против своей воли. Просил, стоя на коленях, мальчишка-хангар. Яромир, расставив ноги в забрызганных кровью кутах, замер над ним, движениями руки намечая место для удара. Лицо у Яромира было жутким, словно суровый лик Права. Двоих других он обезглавил точными, сильными ударами. Яромир, у которого недавно погиб брат…
«Не делал, — молча ответил Олег на слова хангара. — Может, ты и не делал ничего плохого. Мы тебя сегодня впервые увидели, как и ты нас. Никаких счётов нет между нами и не может быть. Но мы влезли в это на разных сторонах, и это был наш выбор — мой, твой, Яромира, твоих друзей, моих друзей. Никто ни в чём не виноват, но за свой выбор надо отвечать, прости.»
Казалось, хангар услышал, услышал то, что не говорил вслух Олег, потому что он умолк и хотел закрыть лицо руками… но не успел. Яромиг взмахнул мечом — и хангар боком свалился наземь. Яромир носком оттолкнул отрубленную голову.
Олег отвернулся. Широко шагая, пошёл к тому, которого ранил в живот — ему показалось, что хангар шевелится.
Да, тот был жив, хотя и лежал уже неподвижно, отчётливо следя за приближающимся Олегом. Без страха, скорей — с усталой болью. Глядя бесстрастными глазами в лицо мальчику, он сказал без малейшего акцента:
— Добей меня. Вы хорошо убиваете.
— Я бы хотел этого не уметь, — ответил Олег. Он хотел ещё добавить, что не горцы начали эту войну… но какой смысл был спорить с умирающим о правде — своей у каждого?..
Меч, пройдя сквозь позвоночник, скрипнул о гальку на дне ручья.
Выдернув оружие, Олег долго смотрел, как вода смывает с меча кровь, и та уплывает бледнеющими, истончающимися струями… Больше всего в эти минуты ему хотелось проснуться у себя в комнате, сощурить глаза на солнечный луч, танцующий на подоконнике, дотянуться до отложенной вечером фантастической книжки, в которой всё правильно и ясно, со страниц если и льётся кровь, то яркая и не страшная, как краска…
Но за свой выбор надо отвечать, и отвечают не только мёртвые — те, кто побеждает и остаётся жить, отвечают тоже.
Он досуга вытер меч о рукав рубашки и убрал оружие в ножны — лезвие скользнуло туда с лёгким, удовлетворённым шипением, словно насытившись боем и кровью. А на берегу почему-то стало очень тихо и, когда Олег обернулся, то увидел, что все стоят неподвижно — лишь четверо ребят, медленно шагая, несут кого-то на плаще. Разжатая рука расслабленно чертила по песку вялыми пальцами.
— Кто?! — спросил Олег, подбегая. Ему что-то ответили, но он не услышал: не было нужды. На плаще несли Воибора. Кто-то положил меч ему поперёк ног и закрыл лицо повязкой. Рубящий удар сабли пришёлся слева по рёбрам — наверное, в момент замаха — прорубил их и достал сердце…
— Так то, — виновато сказал Твердислав. — Мы-то и поделать ничего не поспели, Гоймир, Родом клянусь! Он по горячке гнал одного, замахнулся… а выжлок и рубани на повороте. Его-то мы срубили, — добавил он так, словно это могло что-то исправить,
Опустив плащ на песок, мальчишки молча закинули его краями труп и угрюмо шагнули в стороны…
Смерть Воибора обрушилась на отряд, как удар сверхзвуковой ракеты. Никто ничего не ждёт и даже не слышит — и вдруг взрыв, падают люди, оставшиеся в живых в ужасе, непонимающе озираются… а через секунду слышат гул летящей ракет, и до них постепенно доходит, что произошло.
Если честно, Олег даже не ожидал, что это так подействует на горцев. Он сам ощущал что-то вроде тупой боли, какая бывает в заживающей ране… или при виде чужой беды, когда понимаешь, как всё страшно и дико, но понимаешь умом, а душа вообще-то молчит… Почему-то, когда убили Тверда, он забылся быстро. Может быть — потому что никто
Тело Воибора несли долго. Нельзя же было хоронить его на месте боя, куда неизбежно явятся враги…