Красный вереск

Свята земля, не свята — иль в пиру, иль в бою…
На ней не найти ни Эдема — ни даже Сезама…
Но Маленький Принц покидает планетку свою,
Как, будь он большим, покидал бы свой каменный замок…

Он держит в руках окончанья священных границ,

Стоит, каменея в потоках стремительной жижи,
И небо над ним опускается ниже и ниже,
И чёрные тени ложатся у впалых глазниц…

…В слепой крови, прокушена губа!

Ему б давно сказать — мол «не играю!»,
Но… солнышко не светит самураю
За гранью полосатого столба.

Обрывками приставшая к спине,

Душа его по краешку прошита
Нервущимися нитями бушидо —
И этого достаточно. Вполне…

В ночи Гиперборея не видна…

Стрихнином растворяется в стакане
Печаль твоя, последний могиканин…
Так вырви же решётку из окна!

Из сердца заколдованных трясин,

Где мутная вода под подбородок,
Летучий dream болотного народа
К подножию рассвета донеси!

А в час, когда полночная звезда

Взойдёт на полог млечного алькова —
Налей себе чего-нибудь такого,
Чтоб не остановиться никогда…

А потом ты уснёшь — и, быть может, увидишь ещё,

Как медленно солнце встаёт, разгибая колени,
И Маленький Принц покидает свои укрепленья,
Горячим стволом согревая сырое плечо.

Взойдёт над миром полная Луна —

Прекрасна, но — увы! — непостоянна…
Забудьте обещанья, донна Анна.
Не стойте у открытого окна.[38]

* * *

В комнатах пещерной базы — в более поздние, очевидно, времена, уже не, гитлеровцами — были сделаны немаленькие запасы продуктов, боеприпасов и оружия. Впрочем, из последнего Гоймир, вздыхая, решил взять только третий по счёту «утёс», пообещав волхву, выведшему проводить чету, заглянуть позже. Помимо всего прочего, Сновид «починил» Святомира так же легко, как чиркают спичкой и благосклонно выслушал желание горцев отправиться к Перуновой Кузне.

— Тут трое суток пути, — предупредил он, — а по реке лучше не сплавляться — данваны совершают облёты.

Длинными переходами он вывел, чету к прятавшемуся под речным обрывом гроту — в него приходилось пролезать сквозь узкую щель, которой кончался коридор. Снаружи шёл снег — падал наискось в струях ветра, делая их видимыми и живыми, похожими на белёсых змей. Бледное, светило солнце — скоро оно и вовсе перестанет подниматься высоко… Чёрные, ледяные даже на вид, воды Вороньей текли внизу, и мальчишки плотнее запахивали плащи

— Спускайтесь, — указал на воду Сновид, — и пусть с вами будет Среча и благословение богов и навьев.

Он поочерёдно поцеловал каждого из ребят в лоб, никого не выделяя, даже Йерикку не задержал. И лишь Олега придержал-таки рукой за плечо, глядя ему в глаза своими — яркими и проницательными.

Но и ему ничего не сказал.

* * *

Грозу натянуло откуда-то с юга, даже с юго-запада, от океана. На фоне сплошного, клубящегося фронта туч вспыхивали — страшно, заливая всё вокруг металлическим светом — ветвистые молнии. Снег, шедший последние сутки, мгновенно улёгся, его сменил ожесточённый ветер. Гроза ещё шла над Вороньей, и было видно, как молнии вспарывают воду. До грозового фронта оставалось ещё вёрст десять, но он приближался с бешеной скоростью, особенно жуткий в сумерках вечера, и грохот разрядов просто-таки пугал, хотя Олег и не боялся грозы. Резан шептал молитву — такую Олег впервые услышал от Бранки за Сохатым Перевалом, в начале лета, почти полгода назад. Йерикка стоял, опершись на пулемёт, прищуренными глазами меряя грозу, словно соперника в схватке.