— Ох, и странный же ты тип, герр Алекс Вольф, — хмыкнул Лаврик. — Откуда в тебе столько гонора? Или ты совершенно не боишься, что стоит мне перестать тебя прикрывать, твой Хайдаров тебя с говном сожрет?
— Я хочу напомнить вам, Юрий Иванович, что я работаю в другом ведомстве, — сказал я.
— Да нигде ты не работаешь, Волков! — взорвался НКВД-шник. — Ни один запрос о тебе не дал результатов! Нет тебя, понимаешь? Не су-щест-ву-ет! Так что вбей уже в свою упрямую башку, что ты живой только до тех пор, пока я этого хочу!
— Так можно вопрос или нет? — тихо спросил я.
— Спрашивай! — буркнул Лаврик и захлопнул папку.
— Другой вариант жертвы у меня есть? — я ухватил кончиками пальцев фотографию деда и снова вытащил его из папки.
— Ты отказываешься убивать этого врага? — опасно прищурился Лаврик.
— Суть вопроса не в этом, — сказал я. — Мне ведь нужно не столько убить конкретного фрица, сколько при помощи убийства донести нужную информацию. Так?
— Допустим, — после паузы кивнул Лаврик.
— Важно ли, чтобы конкретно этот тип был убит, или на его месте может быть кто-то другой?
— Хм… — Лаврик задумался. Потом поднял на меня глаза. — Жертвой может быть другой немец. Но этот конкретный человек в любом случае должен быть убит.
Я вышел из штаба, остановился посреди лагеря и почесал в затылке. Моя дрессированная интуиция, которая спасала меня уже кучу раз, молчала. С одной стороны, теперь-то уже какая разница? Мой отец родился, и я даже принял в этом процессе какое-то участие. Так что беречь жизнь и здоровье неведомого фрица уже никакой необходимости нет. С другой стороны…
С другой, мне было как-то не очень. И даже не в том смысле, что у меня не поднимется рука на прямого кровного родича, а в том, что я это сделаю по чужой указке. «В твоей душе сражаются два волка, — подумал я. — Один — воинская субординация, другой — простое человеческое любопытство. Кто победит?»
Почему-то хотелось узнать, каким он был человеком, этот Анхель Вольфзауэр. Ведь что-то в нем нашла моя бабушка. Гордая и несгибаемая. Этот человек ее не насиловал, она была с ним по доброй воле. Хрен знает, откуда я это взял, но почему-то уверен. Значит, что-то она в нем нашла… разглядела.
«Много думаешь, дядя Саша», — выдал я себе мысленного леща.
И пошел собираться на новое дело.
Я присел на свой любимый пригорок «для раздумий». Не очень золотая в этом году осень, вот что. Вместо роскошного яркого убранства лес покрылся бурой коричнево-зеленой пеной пожухлой листвы. Редкие деревья козыряли празднично-желтым, и смотрелись они на фоне остальных как неуместные мазки яркой краски на общем тусклом фоне. Как будто природа тоже говорила: «Чему радоваться-то? Вокруг посмотрите, человеки! Устроили тут…»
— Далеко собрался, Саня? — рядом со мной, покряхтывая, приземлился Кузьма.
— На дело, Михалыч, на дело… — сказал я и повернул к нему голову. Железный дядька — мой лесник. Всего-то неделю назад его притащил в лагерь чуть ли не на своем горбу. Он едва дышал, я уж думал, у него легкие вывалятся по дороге. А сейчас уже огурцом. Румянец, я смотрю, появился. Приодели его партизаны, ватник новый, тельняшка, штаны. И даже бороду будто подровнял. — А ты, я смотрю, цветешь прямо. Ты не влюбился тут, часом, Михалыч?
— Ну, скажешь тоже, влюбился, — Кузьма воинственно встопорщил бороду. А щеки-то порозовели! Опа, я что еще и угадал?
— Ну ты даешь, Михалыч! — я хлопнул лесника по плечу. На душе отчего-то стало тепло-тепло. И кольнуло тут же. Из-за Наташи. В этот раз я ее увидел только мельком, потом меня Лаврик забрал, а после ее Слободский на задние отправил. Не успел поговорить. Может и хорошо, что не успел. И так на душе неспокойно. — А не слишком молода для тебя медичка-то наша?
— А кто говорит про медичку? — нахмурился Кузьма. — Спору нет, она барышня хорошая. Но моя Глашка лучше!
— Рад за тебя, дружище, — улыбнулся я. — Жаль времени нет, а то бы познакомился.
— Но-но, ты лыжи-то не навостряй! — шутливо погрозил мне пальцем Михалыч. — Познакомиться ему! Знаю, какой ты прыткий!
— Да ты что, Михалыч! — возмутился я. — Женщины друзей для меня табу!
Мы расхохотались. Потом Кузьма порывисто меня обнял.
— Спасибо тебе, Санек, спас ведь ты меня, — сказал он. — Береги там себя только, ладно?
— Поберегу, Михалыч! — пообещал я. — Ладно, пора идти.
— И даже Яшку в этот раз с собой не возьмешь? — спросил он.
— Нет, — я покачал головой. — Один справлюсь.
— Ну, как знаешь, — вздохнул Кузьма. — Ждать буду. На сердце у меня чего-то неспокойно.
— Да ладно тебе, Михалыч, ты же меня знаешь, — усмехнулся я. — Я из любых неприятностей вывернусь.
— Ну смотри у меня, — он снова погрозил мне пальцем, потом отвернулся. Слезу смахнуть.
— Все будет хорошо, Михалыч, — я поднялся. — Увидимся.
И не оборачиваясь зашагал по тропе.
Голоса звучали в стороне от моего пути. В общем-то, можно было не обращать внимания и пройти мимо. Чтобы как раз с темнотой в Заовражино оказаться. Но внимание мое привлекло громкое «Курва!» И хохот следом.