– Дак я это… свечку заскочил поставить, а потом вдруг стрельба началась, вот я и испужался и бросился наверх, на колокольню, значит… – быстро залопотал Паша. Глаза снова зыркнули в мою сторону. – Ребятушки… Товарищи… Вы же меня знаете все, как облупленного! Не я это! Чем угодно клянусь, не я!
– Не мог он, – веско подтвердил председатель. – Зачем бы ему убивать вашего пулеметчика?
– Вот! – приободрился Паша. Приосанился и снова бросил на меня быстрый взгляд. – Меня же вы все знаете, а этого вот… Кто он такой вообще? Мы ведь его раньше не видели никогда! Может он сам диверсию и устроил? Может он с этим пулеметчиком счеты хотел под шумок свести, а теперь на меня сваливает, а?
Сонность моментально с меня слетела. Даже рана на плече перестала саднить. Я подался вперед.
– Ты бы думал, прежде чем говорить, – сквозь зубы сказал я.
– А я и подумал! – запальчиво заявил он и попытался встать. Не вышло, ноги его не держали, он завалился на бок и уперся мне в колени. – Я хорошо подумал! Ты сам, получается, и душегуб, больше некому!
– Паша, охолонись, – тихо проговорил председатель.
– Да? – почти завизжал он. – Так это же он меня в предатели записал!
– Ты же вчера по утру с Климом и Никитой в зимовье ушел, – сказал вдруг один из мужиков. – Детей охранять. Ты как с Свободном-то оказался?
– Так я же… – Паша осекся и побледнел. Взгляд его снова заметался. – Я же это… За припасами вернулся… У нас это… Оказия…
– Что-то ты крутишь, Павел! – тот мужик поднялся и шагнул в нашу сторону. – Отвечай толком! Вы трое должны были детишек довести до зимовья и там схорониться, пока все не закончится. Так?
– Мы… Я… Пришлось вернуться, – промямлил Паша. Кажется, на этот случай линию поведения он не продумал.
– Что ты напустился на парня, видишь, перенервничал он? – вступился председатель.
– Перенервничал, говоришь? – суровый взгляд мужика пригвоздил председателя к стулу. – А сам-то ты где был, пока мы Свободное от пожара спасали?
– Ты, Михайло, эти намеки свои брось! – набычился председатель.
– Какие-такие намеки? – Михайло поставил на стол оба кулака. – Как есть, так и говорю.
– Так, товарищи, на повестке дня нашего заседания таких вопросов не было! – председатель хлопнул ладонями по столу. – Призываю вас всех к порядку! Давайте немедленно вернемся к обсуждению действительно важных вопросов…
– На свои вопросы я пока что ответа не услышал, – продолжал гнуть свою линию Михайло. – А у меня их два. Что с детьми на зимовье, и почему наш всенародно избранный председатель уклоняется от общего дела?
Собравшиеся заговорили все разом. Заседание в момент превратилось в свару. Все кричали и размахивали руками. Я поднялся и подошел к окну, рядом с которым скучал один из наших.
– Митяй, подтяни поближе несколько человек, а то эти горячие головы на заседании того и гляди драку устроят, – тихо сказал я. Тот понятливо кивнул и быстро скрылся в темноте. А я вернулся на свое место.
Тут у Паши сдали нервы.
– Да не отобьемся мы! – заголосил он. – Вы что, не понимаете? Думаете, немцы нас вот так оставят в покое? Сегодня мы отбились, а завтра они на танках приедут! И все! Конец тогда нашему Калюжному! Не попрет же Слободский на танки, спрячется в лесах, и вся недолга! А мы что? Мы-то как с вами? Думаете, они мстить не придут? Еще как придут! Сразу надо было сдаваться, я еще тогда говорил, но вы не послушали! Ну и вот…
В помещении воцарилась гробовая тишина.
Глава 7
После всего никак не мог отбить привкус какой-то кислятины во рту. Мы уже и в лагерь вернулись, и поужинали, даже полкружки самогонки хлопнул, за упокой погибших ребят, а мерзкое ощущение не проходило. Паша этот… Фу, до чего гадостно.
Даже не знаю, что противнее – сам факт наличия вот такого вот предателя, который на голубом глазу самолично убивает хорошего человека Кольку или мелкая подковерная возня за власть в едва освобожденном селе. Да, бл*ха, у вас других дел что ли нет, кроме как перепалки устраивать по поводу того, кто будет носить кепку первого парня на деревне?
Я перевернулся на другой бок, пытаясь устроиться поудобнее. Было холодно, выделенный мне спальный мешок не то, чтобы очень спасал, но почему-то все эти физические неудобства волновали уже в меньшей степени. Притупилось. Все-таки способность человека приспосабливаться совершенно убийственная. Это в рафинированном двадцать первом веке у тебя ортопедический матрас, климат-контроль гидроусилитель и парктроник. Подсчет белков-жиров-углеводом и анализы на содержание в крови витаминов. А тут – пряник засохший с горьким чаем сжевал – и уже счастлив. Горячий душ? Ооооо… Роскошь!
Из мутного сна я вынырнул уже где-то после обеда. Ну да, я спал, и мне все время снилось, что я ворочаюсь с боку на бок и не могу уснуть. А потом – хлоп! – открыл глаза, а снаружи все ложками по мискам брякают, вовсю пахнет кашей с тушенкой и Серега рассказывает какую-то очередную байку про своего шурина.
– Концерт самодеятельности надо нам устроить, вот что! – заявил вдруг Серега, глядя, как я уплетаю свою порцию перловки.