Красный ветер

Еще выше перестраиваются обескураженные маневром республиканских истребителей остальные две эскадрильи «фиатов» и «хейнкелей». Их командиры уже поняли свою ошибку и теперь меняют тактику: соединившись вместе, они всей мощью собираются ударить — тоже на пикировании — и по эскадрилье Хуана Морадо, и по группе Эмилио Прадоса. Таким образом, бой, еще не разгоревшись, уже принял форму четырехъярусной этажерки. И теперь многое зависело от того, кто первым нанесет удар.

Первым его нанесла эскадрилья Хуана Морадо. Ом сам, а вслед за ним, не отставая от него ни на метр, Денисио и Арно Шарвен, Павлито и Гильом Боньяр с короткой дистанции открыли огонь. Били прицельно, расчетливо, понимая, что выгодное их положение будет длиться всего несколько секунд, а потом, когда на них насядут обе верхние фашистские эскадрильи, все изменится к худшему.

Удар этот был сокрушающим. Два «хейнкеля», окутанных огнем, сразу же пошли к земле, еще один немецкий истребитель потянул за собой густую полосу черного дыма, крайний слева «фиат», словно встав на дыбы, на мгновение завис в воздухе и еще через мгновение свалился в штопор. Мелькнули стропы парашюта, потом показалось полотнище, и летчик скрылся в проплывающем над холмами сером облаке.

Хуан Морадо рассчитывал, что после такого удара фашистские истребители рассыплются, с ними в бой вступят «чайки», а он со своей эскадрильей встретит тех, кто, конечно же, долго себя ждать не заставит: две оставшиеся вверху эскадрильи уже пикировали, и уже были видны пулеметные трассы — густые, страшные, несущие гибель…

Но надежды его не оправдались. По-видимому, его противники были не из тех, кто пасовал после первого поражения. Они действительно рассыпались, но лишь, ненадолго и лишь для того, чтобы уйти из-под удара. Уже в следующую минуту фашистские истребители — их осталось семь, все «хейнкели», — закружились вокруг строя эскадрильи Хуана Морадо и с решимостью отчаяния бросились в атаку. Может быть, их решимость опиралась на два с лишним десятка друзей, подоспевших к этому времени им на помощь. Однако и «курносые» — верткие, кажущиеся неуязвимыми «чайки» — тоже вступили в бой. И закружилась, замелькала страшная карусель. Небо насквозь, пропарывалось пулеметными очередями, дымные полосы закручивались в спирали, и не было в этом большом небе ни одного клочка, который оставался бы спокойным и ясным.

Бой действительно был на редкость жестоким. Группа Эмилио Прадоса все же ушла — фашистам сейчас было не до нее. Озверев при виде гибели четырех своих истребителей, они задались целью не выпустить ни одного республиканского летчика. Втроем, вчетвером набрасывались на одну машину, разлетались в стороны и снова набрасывались, атакуя с яростью волков, преследующих жертву.

Летчики Хуана Морадо и эскадрилья «чатос» теперь изменили тактику: «чайки» дрались с «фиатами» и «хейнкелями» на горизонталях, «ишачки» бились с ними на вертикалях. Через две-три минуты Денисио, прикрывая Хуана, поймал в прицел разрисованный диковинными зверями «фиат» и короткой очередью срезал ему руль поворота. Итальянец закувыркался и отвесно пошел к земле. И тут же Денисио увидел, как Арно Шарвен почти в лобовой атаке срубил «хейнкеля», а два «курносых», зажав в клещи еще одну фашистскую машину, перекрестным огнем взорвали ее в то время, когда летчик завис на «петле».

Потом он увидел, как загорелась одна «чайка», затем другая, а еще через мгновение вспыхнул и камнем полетел вниз «ньюпор» с испанским летчиком Алехандро Родригесом. И ни одного купола парашюта. Значит, летчики или убиты сразу или решили погибнуть, но не сдаваться в плен. Родригеса Денисио хорошо знал. Два дня назад он откуда-то притащил три бутылки отличного марфиля, попросил, чтобы официантка принесла стаканы и, разлив всей эскадрилье поровну, сказал: «Сегодня она сказала, что выйдет за меня замуж…» У него было ликующее лицо, глаза светились неподдельным счастьем, и Родригес не сомневался, что все должны знать, о ком он говорит. Новее же у него спросили: «Кто — она?» — «Лиза-Мария!» — ответил Родригес. — «Сестра тореро Паскуаля. Разве вы ее не знаете?»

И вот Алехандро Родригеса нет. Но Лиза-Мария, сестра тореадора Паскуаля, не захочет поверить, когда ей скажут, что Алехандро погиб. Как можно в это поверить? Как? Ведь всего лишь два дня назад они дали друг другу клятву, что всю жизнь будут вместе. Всю жизнь…

Денисио скрипнул зубами. Десятки, сотни, тысячи смертей, и каждая смерть — великая человеческая трагедия. Можно ли когда-нибудь к этому привыкнуть?