Красный ветер

И все же сейчас Эмилио Прадос, многое понимая, не мог не испытывать горького чувства. Более того, он по-настоящему встревожился: как поступят жители деревни, если испанский летчик, которого сюда должны привезти, окажется незнакомым человеком и разведет руками. Прадос хорошо помнил, как его встретили жители другой деревушки, когда он сел вблизи нее на вынужденную посадку. В его ушах до сих пор нет-нет да и прозвучат слова: «Прикончить их — и все!»

* * *

Первым в комнату вошел дядя Хосе. Сел у кровати Эмилио Прадоса, помолчал-помолчал, глядя на него угрюмыми и недобрыми глазами, потом сказал:

— Приехали… Все приехали… Летчик — тоже.

Эмилио опустил с кровати ноги, хотел надеть сапоги, но у него тут же закружилась голова, ему стало дурно: силы его восстанавливались страшно медленно, без помощи он еще не мог сделать и шагу.

Вот так, сидя и слегка покачиваясь из стороны в сторону, Эмилио прислушивался к голосам за дверью и наконец спросил:

— А где Росита?

Дядя Хосе пожал плечами:

— Росита?.. Тут дело не женское. Тут обойдутся и без Роситы.

— Почему же не войдут те, что там? — Эмилио кивнул головой на двор.

Дядя Хосе крикнул:

— Входите, Чико!

И вот один за другим входят в дом Чико, потом пожилой человек с перевязанной головой, потом еще один, в наброшенном на плечи старом, совсем ветхом тулупе, потом… Эмилио-Прадос закрыл глаза и долго сидел неподвижно, все так же раскачиваясь из стороны в сторону…

Он готов был увидеть здесь кого угодно, только не этого человека. А испанский летчик стоял в двух шагах от больного и пристально в него всматривался, то ли не узнавая в этом худом, заросшем человеке со спутанными черными волосами Эмилио Прадоса, то ли считая его присутствие здесь каким-то чудом, в которое он не мог поверить.

Наконец он точно встряхнулся, шагнул к Эмилио и протянул руку:

— Камарада Прадос!

— Камарада Денисио!

Он все же сумел превозмочь слабость, встал и обнял Денисио. И тот обнял его, крепко обнял, как брата или самого близкого друга.

4

Каждый полдень у старой оливы, могучими корнями вросшей в каменистую почву, появлялся местный прегонеро, и по деревушке разносились гулкие звуки барабана. Прегонеро не нарушал традиций: прежде чем появиться у оливы, он облачался в старинный арагонский наряд, до блеска начищал металлические части барабана и даже протирал оливковым маслом ремни, чтобы они не казались ветхими и тусклыми.

Увидев его в первый раз, Денисио спросил у Роситы:

— Кто этот человек?

— Местный глашатай, — ответила Росита. — В его обязанности входит оповещать жителей деревни о последних новостях.

— Откуда же он берет эти последние новости? У него есть радиоприемник?

— Нет. Но к нему приходят люди и рассказывают. Рассказывают все, что знают. Сеньора Прадоса привезли сюда ночью, никто как будто не видел, но на другой день прегонеро уже спрашивал у дяди Хосе: «Сообщить о летчике?»

В этот день звуки барабана казались особенными — было в них что-то торжественное, бодрое, словно они извлекались только для того, чтобы принести радость. Услышав их, жители деревни один за другим потянулись к старой оливе.

Пошли туда в сопровождении Роситы и Денисио и Эмилио Прадос. Эмилио Прадос был еще слаб, но заставлял себя двигаться как можно больше. Дядя Хосе говорил: «Даже лежачий камень разрушается временем. А человек и подавно. Человеку нельзя долго лежать — от этого у него высыхают силы…»

Прегонеро ударил в барабан раз, другой, третий, посмотрел на собравшихся вокруг него людей и возвестил первую новость:

— Лекарь сеньор Альберкас пристрелил своего мула… Большое горе заставило сеньора Альберкаса употребить великое количество вина…

Кто-то крикнул:

— Муй бьен!

И еще чей-то голос:

— Лекарь сеньор Альберкас и без большого горя употреблял великое количество вина.

Прегонеро снова трижды ударил в барабан:

— Сеньор Исидоро назвал родившегося мальчика Франсиско…

Точно ветер промчался над толпой:

— Франсиско? Исидоро совсем сдурел?

— Исидоро знает, что самого главного испанского фашиста зовут Франсиско?

— Может, Исидоро тоже хочет стать фашистом? Или уже стал им?

— Где Исидоро? Пускай он скажет, почему оскорбляет честных людей?

Прегонеро ударил в барабан:

— Тишина! Республика разбила итальянский корпус фашистов! Чернорубашечники больше не наступают. По всему фронту они заняли оборону. Только оборону! Первую скрипку в разгроме фашистов сыграли республиканские летчики… Слава республиканским летчикам!

— Вива! Эй, эль пеке, где твой отец? Где алькальд?[20] Алькальд должен поставить угощение в честь летчиков, самых дорогих наших гостей! А также в честь Хосе, Чико и Роситы. Это они спасли летчика сеньора Прадоса.

— Вива Хосе! Вива Чико! Вива Росита!

Дядя Хосе сиял. Сколько лет стоит вот эта затерянная в горах деревушка, но в честь кого хоть раз кричали люди «вива»? Не было еще такого. Не было до самого сегодняшнего дня.

— Я ставлю угощение! — громко сказал дядя Хосе. — Я! В честь самых дорогих наших гостей.