Красный властелин

Лорд-протектор ошибался — пытливый ум роденийских механиков способен на многочисленные сюрпризы и не любит повторяться. Противник ждёт планеров? Пусть ждёт хоть до скончания веков!

— Вы уверены, товарищ младший воевода, что это полетит? — Начальник Генштаба из соображений секретности носил в петлицах скромные знаки различия сотника и обращался к старшему по званию с подобающей почтительностью, странным образом сочетающейся с самоуверенностью и независимостью опытного пластуна. — Да этот пузырь по пути птицы расклюют. Или вы не слышали о повадках горных орлов? Просто из злобности продырявят, и мы грохнемся раньше времени.

— О, вот за это не беспокойтесь, товарищ Баренц! — улыбнулся начальник лётной школы. — Птицы и близко не подлетят к воздушному шару, гарантирую.

Зерцало Чести вздрогнул, как всегда вздрагивал от звуков, казалось бы, навсегда забытого имени, и уточнил:

— И что их отгонит?

— Ткань обработана вытяжкой из подхвостной железы винторогого кагула. Чувствуете запах?

Ветерок, внезапно прилетевший со стороны летательных аппаратов, подтвердил слова младшего воеводы.

— Да мы сами сдохнем!

— Привыкнете. Человек не птица, он ко всему привыкает. В крайнем случае, если станет совсем невмоготу, выпрыгнете и доберётесь до нужного места своим ходом. Да не переживайте так, товарищ сотник!

Рудольф Баренц и не переживал, он просто боялся. Одно дело — пройтись по пиктийским тылам лихим рейдом, и совсем другое — шагнуть за борт корзины на высоте в несколько вёрст, надеясь лишь на удачу да на точность расчётов учёных механиков, придумавших шёлковые десантные купола. На живых людях эти устройства ещё не испытывались, пробные прыжки с вышки на страховочных канатах не считаются.

— Ваши бы слова, товарищ младший воевода…

Тот пожал плечами и продолжил расхваливать воздушные средства передвижения:

— Корзина шара вмещает десятерых в полном вооружении, а чтобы аппараты не разбросало, они будут связаны между собой. Представьте себе этакую летящую по небу виноградную гроздь!

Виноград сотник представлял, но совсем не чувствовал желания увидеть его собственными глазами. Особенно в полёте. И если бы не задание Владыки, то предпочёл бы держаться как можно дальше отсюда. Правда, то задание вряд ли предусматривало участие в авантюре, но куда теперь деваться?

Голос, раздавшийся за спиной, вдруг показался странно знакомым. Настолько знакомым, что узнавал в нём характерные интонации, присущие только одному человеку.

— Товарищ сотник, вы к нам представителем Генерального Штаба?

Баренц резко обернулся, и единственное, что смог произнести, было восклицание:

— Твою мать! — но секундой позже справился с удивлением. — С кем имею честь разговаривать?

Седой старший сотник вскинул руку в приветствии:

— Командир особой пластунской группы Моисей Галушка!

Надо же, столько лет работали вместе, но не подозревал, что у начальника разведки и контрразведки такое смешное имя. Раньше всё по должности называл.

— И за каким кагулом…

— Потом, — подмигнул фальшивый пластун. — Все вопросы потом.

Время поговорить нашлось только через три дня, когда дождавшиеся попутного ветра шары взмыли в воздух. А что за мужской разговор без ракии? И кто сказал, что её нельзя пить на высоте в четыре версты? Очень даже можно, просто никто не пробовал. И потому приятно чувствовать себя первопроходцем и экспериментатором — тем более изобретатели предусмотрели откидной столик с углублениями под бутылки и в плетёном из лозы сундучке нашлись стаканчики и пара деревянных тарелок. Минимальные удобства обеспечены, а уж нужные запасы любой уважающий себя пластун способен пронести через все проверки хоть на тот свет. Иначе какой же он пластун?

Рудольф Баренц аккуратно развернул льняную салфетку, в которую опытный ординарец перед самым отлётом положил заранее порезанное сало, и вопросительно посмотрел на собеседника:

— Давай, Моня, колись.

Старший сотник, ещё недавно носивший в петлицах звезду величиной чуть ли не в суповую тарелку, заводить разговор не торопился. Разлил по половине стакана, вдохнул запах выдержанной лет двадцать ракии.

— За новое знакомство, Рудольф? Узнаём друг друга заново?

В корзине только они двое — командирский шар специально сделан меньшей грузоподъёмности, чтобы никто и ничего не смог отвлечь начальство от мыслей о высоком. Как и употреблять кое-что крепче воды за здоровье Владыки, не забывая о собственном.

Выпили. Баренц положил на хлеб тонкий, почти прозрачный ломтик сала, но закусывать не стал. Не в роденийских привычках перебивать послевкусие от первого глотка ракии. Потом можно, но только после третьей. И после ответов.

— Владыка знает, что ты здесь, Моисей?

— Догадывается, — хмыкнул начальник роденийской разведки. — Но если бы не смылся, то меня бы уже расстреляли.

— За что? — ломтик сала упал на дно корзины, но Рудольф этого уже не заметил. Руки вдруг сами собой потянулись к огнеплюйке на поясе.

— За предательство, — Моисей всё так же невозмутимо наполнил стаканы.

— Оно было?

— Я слил пиктийцам место и дату десанта.

— Да ты…