Красный волк

Мужчина, возможно, сделал бы иной вывод, но Тарва была женщиной, и женщиной, неуверенной в себе, с неудавшейся личной жизнью. Она знала, что отец Оша любил мероканку и погиб, защищая её. Наверное, это у него в крови! Он встретил на Пскеме Анну и потерял от неё голову. Тарва увидела внутренним взором Анну так, как может только женщина увидеть свою соперницу: не видя в ней недостатков и преувеличивая достоинства. Вспомнила её холодную красоту, всё, что было в ней, высокой эффектной блондинке, противоположного ей, маленькой смуглой брюнетке, с которой никогда не флиртовал никто, кроме Оша, чей флирт она принимала за насмешки. Вспомнила, как защищала Оша и как злилась из-за него Анна. Как счастлив был Ош увидеть цветок ветра на её куртке. Для неё мгновенно всё стало ясно, и что-то, похожее на ревность, шевельнулось в её душе, наполнив её горечью. Почему судьба не только лишила её женского счастья, но и насмехается над ней, постоянно подсовывая видения счастья чужого? И вроде бы в её сердце что-то успело проклюнуться к Кейву, который, как и думала Анна, казался ей воплощением её тайных грёз: и кип, и мероканец одновременно! Но при этом при мысли о силе чувства, которое, видимо, Ош питал к Анне, раз ради этого чувства готов был умереть и уже точно пожертвовал своей карьерой, ей почему-то стало больно. Ведь она была женщиной. Женщиной, как безошибочно чувствовал Ош, хрупкой, полной нерастраченных чувств и нежности, которые причиняли ей, время от времени пробуждаясь, только боль и бесплодные сожаления и сетования на судьбу. В ней скрыты были бездны и океаны чувства и щедрости, никому не нужные и невостребованные. То, что она однажды решила, что всё это не нужно и ей самой, и будет похоронено навеки, ничего не изменило, только сделало её ранимой и болезненно неуверенной в себе. Потому так и ранили её комплименты Оша — не избалованная ими, она принимала их за издёвку, только и всего. А он, так тонко чувствующий её во всём остальном, не мог этого понять, потому, что она в его глазах была воплощением красоты, женственности, всего, что так притягательно и желанно в женщине. Он даже представить не мог, что она может сомневаться в себе и не верить в то, что он восхищается ею. Такая красивая, такая яркая, такая желанная! Он просто не поверил бы в это, скажи это ему кто-нибудь.

А Ив и Ва, зря прождав Оша целый день, в самом деле строили планы, как его вытащить. Положение было сложное: они не знали города, не знали Савалы, не понимали местных. Лари не смел приблизиться к посольству, чтобы не вызвать подозрений и не навести кипов на мероканцев. Он был за что-то очень предан Ошу и очень трепетно относился к его просьбе; на вопрос Ива ответил только, что Ош спас его жизнь, а что ещё важнее — честь. Его вера в кинтанианина подкупила даже Ва, которая тоже готова была участвовать в операции по спасению. На следующее утро, когда Тарва посетила посольство, Лари всё-таки отправился туда же с целью разузнать, что происходит, а Ив и Ва остались в гостинице. Не смотря на просьбу Лари и собственное решение, контакта с существами женского пола Ив не избежал. Хозяйка гостиницы, не старая ещё миловидная женщина, зашла к чужестранцам под предлогом того, что у неё есть южное вино, которое им приятно будет выпить, вспомнить родину… Как большинство невежественных людей, она наивно полагала, что чем сильнее она исковеркает собственный язык, тем лучше её поймёт чужестранец, и заговорила с Ивом, который за время полёта сносно овладел местным диалектом, так забавно, что он не устоял.

— Я принести твоя вино! — Заявила женщина. — Вино с юга, с твой родина, понимаешь?

— Я понимаю. — Вежливо ответил Ив. — Я благодарю.