Красный замок

Женщина энергично замотала головой и указала на другую дверь. Там ступени вели вверх, и туда-то мы и отправились, хотя Ирен с сожалением оглянулась на запретную дверь, ведущую в подвальные помещения.

– Сначала информация, поиски потом, – сказала она нам. – Второй этаж. Мадам.

На втором этаже можно было продолжить подъем или войти в небольшую залу с еще одной дверью в противоположном конце. Мы подошли ко входу, и Квентин постучал.

Нам открыла большеглазая девушка лет пятнадцати, и после того, как Ирен снова произнесла ключевое слово, нас впустили внутрь. Комната была большая, но уютная, в венском стиле; там горели свечи, сверкали на люстрах гирлянды из стеклянных капель и стояла вычурная мебель немыслимой формы.

Нас встретила мадам, пухленькая и хорошенькая, лет сорока. Вьющиеся рыжеватые волосы подобно кудряшкам Купидона обрамляли ее сияющее лицо, а облачена она была в изумрудную парчу, как элегантная кушетка. Я никогда еще не видела такой приятной хозяйки дома терпимости, хотя любая из них умела изобразить благорасположение к посетителям мужского пола.

Мадам пригласила нас сесть и сама примостилась на краешке дивана. Ирен снова разыграла пантомиму о нашей пропавшей родственнице, о тревогах и нужде. Опять она говорила на трех языках, и ее по-прежнему хорошо понимали.

Через пару минут лицо мадам буквально излучало сочувствие. Через три минуты Ирен уже по-английски быстрым шепотом велела мне записывать информацию в блокнот. Квентин сидел рядом и, посматривая через плечо, читал мои заметки, кивая со скорбным выражением лица, когда Ирен бросала на него взгляды.

Примадонна открыла папку и показала портрет Джеймса Келли. Главным достоинством рисунка была его естественность: такой можно легко показать, не вызывая подозрений; он смотрелся как обычный набросок к портрету и не только позволял свидетелю опознать Келли, но и придавал достоверности нашим расспросам. Ведь человек, которого мы искали, якобы был не преступником, а потерявшимся родственником.

Как странно, подумала я, что Ирен не заказала таких же набросков Нелл и Годфри. Но потом я поняла: она не предполагала, что наших друзей могли видеть после похищения – если их, конечно, вообще похитили.

Увидев портрет, мадам кивнула и указала на экстравагантную обивку мебели. Ирен начала описывать нечто сложное, и по движениям ее рук я догадалась, что говорит она о síege d'amour принца Уэльского, на котором окончили свою жизнь две несчастные парижские проститутки.

Я посмотрела на Квентина – он, кажется, вполне разобрался, о чем идет речь, несмотря на обилие незнакомых слов. Лицо его выдавало заинтересованное любопытство, и, подозреваю, будь мы мужчинами, он мог бы порассказать нам об экзотических восточных версиях того же приспособления и даже провести интересные культурные параллели. Потрясающе, во что обычный чопорный англичанин ввязывается вдали от дома. Именно поэтому Брэм Стокер вполне годился в потенциальные Потрошители, хоть он и ирландец.

Надо признаться, что такие мысли лишь усилили мое горячее желание увидеть мир, побывать на Западе и Юге, Севере и Востоке.

Тем временем напоминающая венское пирожное мадам сочувственно кивала и разводила руки в стороны достаточно широко, чтобы продемонстрировать выдающееся во всех отношениях декольте. Я поняла, что нам дана свобода перемещения по дому, по крайней мере, пока около семи или восьми не начнут собираться клиенты.

Мы покинули комнату, улыбаясь и раскланиваясь, как гости, расходящиеся с приятного чаепития.

– Какая чудесная женщина! – воскликнула Ирен со всей искренностью, когда мы оказались в холле. – Она чрезвычайно обеспокоена убийством невинных девушек в Праге и разрешает нам задавать любые вопросы в поисках нашей пропавшей. И почему меня не удивляет, что легче найти помощь в борделе, чем во дворце?

– Невинных? – переспросила я.

– Как я поняла, она исходит из того, что заведение, которым она управляет, – нечто вроде школы для облагораживания девиц, а себя она видит воспитательницей. Якобы несколько ее «выпускниц» уже стали возлюбленными влиятельных людей города.

Я наморщила нос и лишь спустя секунду осознала, что переняла мимику Нелл:

– Не сомневаюсь, что лично тебя оскорбляет идея стать возлюбленной влиятельного человека.

Да и реплика у меня получилась совсем в духе Нелл. Вот до чего доводят клетчатые платья и блокноты!

Квентин ухмыльнулся, и я абсурдным образом почувствовала гордость за свои слова. Ирен засмеялась:

– Ну да, верно. Но она все же необычно милая мадам. Кажется, моя любимая Прага до сих пор не потеряла старомодного очарования. Это подсказывает мне, что наши расспросы принесут результат.

Дальше мы вновь поднимались по ступенькам, открывали разнообразные двери и заходили в многочисленные комнаты, забитые мягкой мебелью. Все девушки были пухленькие и симпатичные, они хихикали при виде Квентина, но не зажимались и не замолкали из-за него.