Красный жук

– Пошел ты к черту вместе со своей таинственной организацией! – крикнул покладистый ученый. Сказывался и недосып, и две чашки кофе взвинтили нервы до предела, но более всего он разозлился на этих бездушных автоматов. С какой стати кто попало будет распоряжаться его маршрутом?! Захочет, и вовсе не работу не пойдет! С тех пор как ему удалось «поймать» новую фазу деления «Красного жука», жизнь превратилась в сущий кошмар. Он работает, ездит домой, ест, пьет, и даже отправляет естественные надобности под неусыпным контролем безликих мужчин в костюмах. Конечно, важнейшее открытие, значение которого трудно переоценить, но зачем же стулья ломать, цитируя гоголевского персонажа?! Хотя если говорить честно, ничего принципиального нового он не открыл. Идею PL-14 предложил московский ученый Райхель. В то время Травкин закончил университет, и учился в аспирантуре. Он дважды видел Райхеля, обычный, плешивый дядечка в пиджаке с замусоленными рукавами старенького пиджака, он преподавал на соседней кафедре. Говорили о нем, как о чудаковатом гении. Кажется, он вскоре эмигрировал… Молодой ученый буквально заболел идеей создания сыворотки. И вот, спустя несколько лет на адрес Ставропольского института пришла посылка со спорами препарата. Отправитель неизвестен, прямо-таки детективная история! С тех пор началась новая жизнь. Травкин потерял покой и сон. Ему как Менделееву приснилась заветная формула очищенного препарата, но молодому ученому не повезло в отличие от бородатого химика – сон оказался пустышкой. Искомый результат нашелся случайно. Не было никакого озарения, творческого экстаза, и тому подобной околонаучной требухи. Только нудная, кропотливая работа, изо дня в день. И в результате неисчислимого количества экспериментов, объявился относительной стабильный образец. После пробной дозы мыши не погибали в течении получаса, а становились необычайно активными, также заметно повышалась агрессия животных. Хотя, несомненно, продолжительность жизни подопытных животных заметно сокращалась, и все же это был небывалый прогресс! Удивительно, но простейший аргинин оказывал на PL-14 стабилизирующее действие. Правда, уровень активности банального герпеса возрастал десятикратно, но это мелочи, на которые не следовало обращать внимания. Травкин немедленно отрапортовал в Москву, и спустя двенадцать часов, на пороге его кабинета объявился бледный как смерть, и такой же бесстрастный господин. Вечно застегнутый на все пуговицы, в неизменном, твердо повязанном галстуке мсье Хорьков. С первых минут общения, ученый ощутил непривычную робость при виде высокого гостя, хотя тот ничем особенно страшным не выделялся. Быть может психологическая несовместимость типов личностей, или Хорьков обладает даром гипноза как Вольф Мессинг, не известно. И вместе с ним в институте объявились клишированные красавцы. Они не вмешивались в работу сотрудников, вели себя предельно вежливо, сухо, корректно, как хорошо дрессированные доберман пинчеры. С их приходом, дружеская, шутливая атмосфера, царящая в лаборатории, исчезла, уступив место напряженным, трудовым будням. Раньше сотрудники обращались друг к другу запросто по имени, с приходом варягов, сами по себе возникли неуклюжие отчества. И лица ученых приобрели то скорбно-постное, сочувственное выражение, которым так гордятся работники похоронных бюро.

– К черту! – со вкусом повторил ученый, смакуя мгновения триумфа. – Пойду пешком, и ничего ты мне не сделаешь! – буйный хмель свободы ударил в голову, как молодое вино. Он демонстративно подхватил портфель, и зашагал по асфальту, наслаждаясь свободой, и гордясь собственным мужеством. За спиной тихо хлопнула дверь машины.

«Сейчас начнет уговаривать!» – мстительно подумал Травкин. – «Хрен вам всем! Надоели!»

Он шагал по пустынной аллее парка, заливисто пели птицы, солнечные лучи нежно гладили ладонями шершавую листву. Между деревьев промелькнула черная тень, и тотчас скрылась в кустарнике. Нечто быстрое, отдаленно похожее на человеческий силуэт. Неожиданно мужчине стало не по себе, но он беззаботно тряхнул головой, и пошел дальше, широко размахивая портфелем. После развилки тропа уходила вглубь парка, высоченные деревья великаны распростерли могучие руки, как гигантские змеи они оплели кряжистые ветви. Сквозь полог густой листвы, сюда почти не проникал солнечный свет, вдоль аллеи росла высокая, трава. Вновь сбоку возникла расплывчатая тень, теперь уже совсем рядом. Хрустнула сухая ветка, возмущенно галдели сороки, стайка птиц поднялась с насиженного места, черными мушками они кружили над кронами деревьев. Ученый остановился. По спине побежали колкие мурашки.

– Собака, наверное… – произнес он вслух, желая себя подбодрить. Голос прозвучал слабо, неуверенно, будто тополиная листва поглощала звуковые волны. Травкин набрал полную грудь воздуха, и крикнул. Эхо задохнулась в густой листве.