Все остальные же — люди хорошие. Вот взять, хотя бы, этих маму с сыном. Говорят на белоземельском, судя по выговору — пфюндцы, бежавшие из Грюнвальда после революции и распада. И, хотя он, Цайт, к грюнвальдцам относился с подозрением, но это отношение у него было к грюнвальдцам вообще. А мама с сыном сами по себе никаких отрицательных эмоций у него не вызвали.
Мысли, лениво блуждавшие в голове юноши, зацепились за слово «пфюндцы» и перешли к другому известному Цайту пфюндцу.
Доктору Реллиму.
Отношение к доктору у Цайта было… непонятным. То Реллим произносит речь на тему технического прогресса — и, судя по отношению других ученых экспедиции, это не пустая болтовня — и тогда создается впечатление, что он — серьезный ученый, открывший ноое направление в науке. То доктор хитро усмехнется и пошутит — и начинает казаться, что он ловкий мошенник, решивший выманить деньги из казны Шнееланда на выдуманные исследования. То Реллим посерьезнеет, чуть прищурит глаза — и сразу вспоминается смерть тог лессца на пароходе и доктор, в голове Цайта, поднимается от несерьезного полумошенника чуть ли не до преступного гения, опутавшего весь Запад.
Да, того самого, о котором упоминал Рауль Римус.
Сыщик так и ехал с ними, по молчаливому уговору не входя в состав экспедиции, но двигаясь тем же маршрутом. Больше попыток проникнуть в вагоны с оборудованием экспедиции не было, и было непонятно — то ли это была попытка ограбления берендскими ворами, которые остались там, в речном порту, то ли преступник затаился и выжидает более удачного момента, то ли его отпугивает присутствие знаменитого сыщика. И самое главное — никто искренне не понимает, ЧТО можно украсть у их экспедиции? Все, что ехали с ними, делилось на две категории: малоценное и неподъемное.
И когда, вообще это путешествие закончится⁈
Пароход издал протяжный гудок.
2
— Вам помочь? — Цайт машинально потянулся к чемоданчику, который Бруммер нес в руке.
Путешествие по бесконечному Беренду внезапно закончилось, и они стояли в порту, наблюдая, как грузчики по широким сходням выгружают ящики с оборудованием экспедиции, туту же оттаскивая их к повозкам, возле которых стояли солдаты с винтовками. Что значит — Беренд. В любой другой стране вощле этих повозок уже крутились бы любопытные, гадая, что ж там такого грузят, что аж с солдатами охраняют. В Беренде же люди скорее заинтересовались бы, если бы груз, сопровождаемый белоземельцами, солдаты НЕ охраняли. Солдаты здесь — привычная и примелькавшаяся деталь пейзажа.
Бруммер внезапно осознал, что к его чемодану тянется чья-то рука и резко отдернул его, не давая Цайту взяться за ручку.
— Простите, я сам донесу…
Юноша молча пожал плечами, соглашаясь с правом доктора нести свои вещи самому. Однако то, как тяжело качнулся чемоданчик, уже сказало ему о многом. Даже если набить его книгами — настолько увесистым он не станет. Значит, что? Значит, изнутри этот чемодан укреплен стальными листами и практически представляет собой переносной сейф. Не зря доктор Бруммер тащит его с видимым усилием. А что можно хранить настолько тщательно? Бумаги и чертежи, естественно. Которые доктор никому не доверяет. Даже Цайту.
Еще раз пожав плечами — можно подумать, взяв чемодан в руки он тут же бросится ним бежать до самого Брумоса — Цайт зашагал к повозкам.
— S kjemmozno pojekhatt? — спросил он у молодого скуластого офицера, судя по погонам, лейтенант… вернее, у берендцев этот чин назвался штабс-капитан, вернее… у них же звания еще и по родам войск различаются… Штабс-ротмистр, да.
— Поехали со мной, — офицер улыбнулся так обаятельно, что его глаза, и без того узкие, совершенно сошлись в щелочки, — Штабс-ротмистр Садиков.
— Средний сотник Цайт.
На секунду оба собеседника замерли. Штабс-ротмист — пытаясь понять, что это за звание ему сейчас назвали, Цайт — пытаясь вспомнить, как его звание называется по-берендски.
— Тоже штабс-ротмистр, в общем.
— Вы молодой для такого звания, — без всякой зависти, скорее — уважительно, произнес Садиков.
— Я из Черной сотни. Личная гвардия короля.
Штабс-ротмистр уважительно кивнул.
3
Вообще-то, берендские офицеры предпочитали ездить верхом, и даже полковник Можжевеловский неторопливо ехал рядом с обозом на своем белом коне, однако Цайту повезло. Его собеседник, штабс-ротмистр, повредил ногу и, в связи с этим, ехал в повозке, так что Цайт мог спокойно разговаривать с ним на любые интересующие его темы.
Хотя посреди плоской, как стол, степи, тем для разговора было не так уж и много — не жаловаться же на пыль, быстро перекрасившую все и всех в светло-бежевый оттенок — но отчего ж не поговорить?
— Ранение в бою? — кивнул юноша на больную ногу Садикова, которую тот осторожно размещал, тихо шипя от боли.
— Можно сказать. Суслики.
— Суслики? — Цайт поднял бровь, невольно представив как его собеседник отбивается от нападения стаи кровожадных сусликов, один из которых все же впивается ему в ногу своими клыками… Ну и бред.
— Да. Вырыли норы. Ночью бежал — в одну из них попал.