Красота

«Гипирид для начала коснулся личности обвинителя, напомнив, что он, обвинитель, так и не разобрался с долгами отца. А потом, ему ли, похотливому, говорить о нравственности? Всем известно, что к публичным девушкам ходит он регулярно. И в означенном выше увеселительном доме имеет он знакомства, иначе как бы обо всём происходившем узнал? По сути вопроса, юноши, любезно согласившиеся дать показания, были в ту ночь, по их же словам, изрядно пьяны, а в таком состоянии сложно что-то воспринять так, как оно было на самом деле. Все доводы обвинения сводятся к тому, что женщина, которая смиренно стоит перед нами, спела песню и съела ложку похлёбки. Есть ли это преступление? Фрина угостила всех собравшихся за свой счёт, велела раздать еды и питья всем поровну, употребив слово «Распределитель», так называют почитаемого всеми нами Диониса67. Как можно Диониса называть «новым богом»? Хорошо известно, что Фрина, дочь Эпикла, посещает храмы, приносит жертвы и чтит афинских богов. Неужели наш славный город обратит своё могущество против беззащитной женщины, потакая злобным прихотям её недругов?..»

Квёлые заседатели. Погода осенняя. Наверху холма – ветерок. Стали срываться капли дождя.

Гиперид понял, что времени у него немного. Заседателей надо было будить. Оратор оглядел Фрину и решился проделать трюк, который более в судебной практике не повторялся:

«… резким движением он сорвал покрывало, и показалось прекрасное лицо Фрины, ее блестящие золотые волосы, разделенные на прямой пробор и собранные сзади. Голова и прическа свободной женщины, а не рабыни.

– Это – женщина! – вскричал Гиперид. – Любуйтесь ею! Любуйтесь, говорю я вам, настоящей женщиной!

Он снова взялся за ткань, скрывающую тело Фрины.

– Смотрите!

Он расстегнул застежки на ее плотном плаще, скинул его и таким же молниеносным движением разорвал тонкий льняной хитон, под которым не было ничего, даже нагрудной повязки. Взорам открылась прекрасная грудь Фрины. По мере того, как Гиперид продолжал свою речь, порванные одеяния медленно падали наземь, постепенно обнажая ее совершенное тело, – казалось, мы наблюдаем за рождением божества. И правда, Фрина была похожа на Афродиту, выходящую из морских волн, – складок черного плаща и кипенно-белого хитона, которые сперва колыхались на уровне ее бедер, потом – колен и, наконец, опустились к маленьким ступням. Словно очищенный от коры ивовый прутик или весенний бутон, появившийся из зеленой почки, Фрина, нагая, божественно сложенная, стояла среди нас. Не из золота и бронзы, а из плоти и крови была сделана эта чудеснейшая из статуй.

– Смотрите! – воскликнул Гиперид. – Смотрите на красоту, которая снизошла до нас!

Его голос сорвался. Тонкий луч света упал на площадку и коснулся Фрины, чтобы все могли ее рассмотреть, – незабываемый момент, захватывающее зрелище.

– Я объясню вам, что такое святотатство! – кричал он. – Святотатство – допустить, чтобы ханжество и злоба уничтожили эту красоту, это чудо! – Голос оратора вновь сорвался, по его щекам заструились слезы. – Я умоляю вас – так страстно, как только способен, как молил бы за самого себя, – я умоляю вас пощадить эту прекрасную женщину. Посмотрите, как она мила и очаровательна, как изысканна и грациозна! Не убитая стыдом преступница, а торжествующая богиня стоит перед вами. Глядите! Это божественный знак и божественное чудо, великий дар Афродиты Афинам…»

Божественный знак – солнце, выглянуло, осветило Фрину лучами и позволило разбуженным стратегам увидеть прекрасную женщину во всей красе. Повезло, конечно, с подсветкой, но везёт смелым.

Вот Вам пример, Серкидон. Не буду отмечать недюжинный интеллект и красноречие, они для древнегреческого оратора были обязательны. Тут важно иное: мужчина должен быть не только благородным, но и решительным, способным на рискованные и нестандартные действия.

Любимый герой Сервантеса – Дон Кихот – бросился бы на стратегов с копьём, как на ветряные мельницы… Любимец Толстого Пьер Безухов долго бы тряс над собой кулаками, то краснея, то белея… Любимчик Достоевского князь Мышкин стал бы стыдить заседателей: мол, ещё пожалеете… Их попытки защитить женщину не увенчались бы успехом. А вот славный сын Афин Гиперид спас однажды созданную красоту. Словно неоглянувшийся Орфей, вывел он свою Эвридику из царства мёртвых. Вывел, от страха полумёртвую.

Гиперид, кстати, ещё долго говорил, бурно жестикулировал и закончил речь уже со слезами на глазах: «Прошу вас, из милосердия, из любви к Справедливости и Красоте, из верности Афродите, отпустите эту женщину! Да не посмеет наша рука коснуться совершенного творения Афродиты, и давайте же славить богов, подаривших нам такую красоту!»

Мне казнь жестокая грозила,

Меня злословила молва,

Но злость в победу превратила

Живая сила божества.

Когда отравленное слово

В меня метал мой грозный враг,

Узрел внезапно без покрова

Мою красу ареопаг.

Затмилось злобное гоненье,

Хула, свиваясь, умерла,

И было – старцев поклоненье,

Восторг бесстрастный и хвала68.