Красота

Ох, девоньки, ох, раскрасавицы, вам бы задуматься, а главное ли внешность жениха? Надо ли вам искать счастья в отдельных органах мужчин? Может быть, главное разобраться: а начал ли он соображать, нарядный наш, соображением своим? Окреп ли он разумом? Знает ли, а зачем он нужен, муж? Или рано пришёл женихаться, или он – вылитый Бальзаминов, прости господи, такой же придурок…

Ну что же, прощаясь с гоголевскими героями, выдадим Агафью Тихоновну за Бальзаминова, крикнем им «горько» и сопроводим новоиспечённую пару в свадебное путешествие. Куда? В солнечную Италию, по гоголевским местам…

Молодым – в Рим, а мы рванём в тихий итальянский городок Прато, где заждались нас старые знакомые – милейший Фиренцуоло и озорник Чельсо. Автор и главный герой труда «О красотах женщин», с коим и ознакомимся. Чельсо развлекает четырёх красоток. Как я завидую ему! Чистота небес, лоно природы, четыре очаровательных создания и один затейник-Чельсо среди них. Рискованную, но весьма занятную для дам игру ведёт Чельсо. Подмечайте, Серкидон!

Первым делом ведущий напомнил легенду о древнегреческом живописце Зевксисе.

По приглашению жителей острова Кротон художник приехал для работы над портретом Елены Троянской. Он попросил привести к нему самых красивых девушек острова и выбрал из них пять наикрасивейших. Затем, имея перед глазами прекрасные черты и формы, написал портрет, взглянуть на который было неземным наслаждением. Полагают, что у одной из девушек взяты были руки, у другой глаза, у третьей лоб и т д.

А мне кажется, живописцу нужна была только атмосфера женственности. Молодостью и здоровьем вдохновился он, приступая к работе, а в конечном продукте ни одна из девушек не нашла ничего похожего на свои руки, глаза, лоб, ибо великий мастер (по словам Сенеки) придаёт свой чекан всему, к чему прикасается.

Но игривый Чельсо словами скажем с натяжкой – земляка пренебрёг и легенду о живописце Зевксисе использовал как отправную точку. Он заявил, что, используя красоты четырёх имеющихся в его наличии дам, он намерен создать идеальную женщину – «химеру».

Для начала для порядкаЧельсо решает взять для «химеры» волосы у Вердеспины. Тут же Сельваджа, обращаясь к служанке, восклицает:

–Лена, принеси сюда ножницы, чтоб она их остригла…

– Нет, – отвечает Чельсо, – ножницы не понадобятся, достаточно будет «лезвия воображения. «Химера» – красавица, которую можно только представить, но не повстречать.

Ну а затем с шуточками и прибаутками Чельсо продолжает «отбирать» у женщин их красоты: у Лампиады оказалась совершенная форма рта, но губы хороши у Сельваджи, самые лучшие зубы у Аморрористки, а у Вердеспины – десны и язык. Так потихоньку-полегоньку, с миру по нитки, с красавицы по красотинке. Случаются и препирательства со стороны прекрасных дам: помните, как засмущалась и мило заартачилась Сельваджа, когда на алтарь красоты потребовалась её грудь? Наконец Чельсо последними мазками наделил идеал прелестью Лампиады, королевской величавостью и весёлостью Аморрориски, изяществом Сельваджи и грацией Вердеспины.

Химера была изготовлена, но… истаяла она быстрее Снегурочки прекрасным солнечным днём… Вы скажете, что лишена она была материальной основы. Подумаешь! Мало ли придуманных людьми несуществующих в материальном мире химер живут и скребут когтями сердца создателей своих многие, многие годы…

Нет, Серкидон, химера быстро истаяла потому, что была начисто лишена индивидуальности. Тут же она была забыта, и собрание, возглавляемое Чельсо, разбрелось по домам.

Ответственному за проведение дамского досуга сеньору по итогам мероприятия поставим оценку «хорошо». Почему не «отлично»? Он стал грузить женщин сложными философскими понятиями, в которых сам разобрался не вполне.

По мнению Чельсо (Alterego Фиренцуоло):

«Красота – не что иное, как некое правильное согласие и как бы гармония, скрытно возникающая из композиции, соединения и сочетания частей тела, разных, если взять их розно и самих по себе, в присущих им особенностях и требованиях, но весьма соразмерных и на определенный лад прекрасных … Я говорю о «скрытности», потому что нам не уразуметь, почему этот белый подбородок, красные губы, чёрные глаза, это пышное бедро, эта маленькая ступня, почему они вместе возбуждают красоту или ведут к ней; и всё-таки мы видим, что это так».

Тут Чельсо с попустительства Фиренцуолы путает красоту и гармонию. Впрочем, сделать это совсем не мудрено, так они близки. Отношения красоты и гармонии передаю строчки Лермонтова: «Обнявшись, точно две сестры, //Струи Арагвы и Куры…» Так и красота с гармонией, «обнявшись точно две сестры», они живут в тесном взаимодействии, в нежном согласии. Пушкин начал стихотворение «Красавица» строчкой: «Всё в ней гармония, всё диво…» Но чтобы увидеть красоту, необходим наблюдатель, и желательно – Пушкин. Ибо красота – есть переживание…