Красота

Дмитрий Горчев Красота

Сказки

Сказка, которую все знают

Вы все, конечно, эту сказку знаете. Ну, про то, как жила-была капризная принцесса, и ее выдали замуж за первого встречного нищего, чтобы не очень о себе воображала. А нищий впоследствии оказался соседним королем.

Не знаю, как вам, а мне эта история всегда была подозрительна. Что это за принцесса такая, что, вместо того чтобы хорошенько треснуть по уху своего нищего, который, оказывается, над ней столько времени издевался и делал из нее круглую дуру, разулыбалась до ушей и умерла с ним в один день? Я, конечно, принцесс не очень много знаю, но зато был неоднократно знаком со швеями-мотористками. Так вот, даже швея-мотористка немедленно плюнула бы этому королю на мантию и ушла бы к себе в общежитие.

Тут мне кто-нибудь начнет жалостливо растолковывать, что та принцесса жила давным-давно, да еще и в тридевятом государстве… Не хочу даже этого слушать. Почему-то считается, что давным-давно все были простые, как брюква, без всяких этих затей. Всем как-то кажется, что любое следующее поколение куда замысловатее предыдущего, а что умнее, так это наверняка. Даже на родителей своих мы смотрим, как на детей – раз уж они, дожив до таких лет, не свихнулись, не утопились и не ушли в монастырь, стало быть, жизнь они прожили скучную и незатейливую и о бурях наших душ никакого понятия не имеют.

Нет, люди, они всегда одинаковые. Вот вы, дорогой читатель, если досюда дочитали, значит, вы очень сложный. А вон тот, который идет мимо в болониевой куртке, – он как раз простой, как брюква, хотя, к сожалению, живет с нами одновременно.

Ох ты, господи ты боже мой, помоги же мне как-нибудь выехать обратно на скользкую тропинку сюжета.

А то есть у меня знакомая. Начнет она, бывало, рассказывать историю. Там и пройти-то – два шага, но после первого же предложения она убредает в какой-то бурелом и пишет там совершенно дикие кренделя, как казенный Дед Мороз в новогоднюю ночь после пятой поздравленной квартиры. Наконец, она забредает в какую-то уже совершенно ледяную пустыню, где давно уже вымерли последние дальние знакомые малознакомых родственников, и тут происходит чудо – с помощью обыкновенного «так вот» она, как какое-то кенгуру, делает громадный прыжок и оказывается на финише, где ее тоже, впрочем, уже никто не ждет и судья давно спит в кустах, накрывшись клетчатым флажком, чтобы во сне не проглотить муху.

А к чему я это? Да ни к чему. Так просто.

Так вот (делаем прыжок), было все с принцессой совсем не так. Хотя, не настаиваю, что было совсем уж так, как я рассказываю. Я не Матфей и не Лука, но, как и в случае с их историей, ясно одно – что-то, однако, было.

А больше всего меня, впрочем, беспокоит одно – не обиделась бы на меня та самая знакомая, которая так любит рассказывать истории.

А знаете, я уже однажды писал историю про принцессу.

Та принцесса почему-то получилась у меня очень похожей на одну совсем другую мою знакомую.

Отчего это так? Зачем они всюду лезут, эти знакомые? Куда от них деться? То ли не знакомиться ни с кем? Так ведь поздно уже. Хорошо бы, конечно, возникнуть где-нибудь посреди океана в результате вулканического процесса, сидеть там на голой скале и творить, по совету Оскара Уайльда, чистое искусство.

Впрочем, этот самый Уайльд тоже гриб еще тот был.

Тьфу ты, господи: надо твердить про себя: «принцесса-принцесса-принцесса», чтоб не забывать.

Или попробовать наоборот – забыть про нее к чертовой матери? Вот тогда она и полезет изо всех щелей. А может, и нет. Это вам не «дерни за веревочку – дверь и откроется». Это в их сказке дверь откроется. А в моей – веревочка оторвется. Или не оторвется, зато кирпич на голову упадет. Или дверь откроется, а оттуда выйдет волосатый молодец и даст в зубы. Да мало ли чего – может и принцессы никакой нет, а есть Пелагея Иванна Дундукова на семнадцатом месяце беременности.

Тут надо осторожненько.

И ни за какие веревочки, упаси Бог, не дергать.

И все-таки вернемся к принцессе.

Вот говорят – принцесса была капризная.

Неправда это. Она была совершенно нормальным человеком.

Посмотришь, кстати, порой на любое существо женского пола, на котором ты не женат, и даже удивительно – совершенно нормальный человек! Иногда даже более нормальный, чем сам человек. Тут-то их и можно раскусить. Они же, как шпионы в чужой стране, как Штирлиц, который куда хуже немец, чем самый разнаинемецкий Гитлер.

Но здесь нужен особый угол зрения, специальное искривление, которое возникает только после множественных контузий на личном фронте, эдакое удачное сотрясение, как у того человека, который заговорил по-древнегречески после того, как ему на голову упала люстра.

Тут я с грустью признаюсь, что лично я, несмотря на многочисленные контузии, таким искривлением не обладаю и всякий раз верю им как младенец, которого добрый дядя зовет в кустики, чтобы угостить конфеткой.

Ну и пусть их. Им же тоже нужно как-то размножаться. Я их все равно всех люблю. Ну, разве что, кроме некоторых, совсем уж вопиющих экземпляров.