Красота – это горе

Аламанда обернулась, желая еще раз услышать те же слова, и он ободряюще кивнул.

– Будет у тебя девочка-красавица – вся в маму, а то и краше; волосы черные как смоль, а глаза зоркие, отцовские. Будет она старше моего ребенка на двенадцать дней. Назовите ее Нурул Айни, как двух старших, и, верьте мне, она выживет и вырастет.

– Боже, если Товарищ прав, назову ее Нурул Айни, – сказал в тот же вечер Шоданхо.

Он и Аламанда уже поняли, что двое детей исчезли не из-за проклятия, а оттого что были зачаты без любви. Но Аламанда сдержала слово, данное в обмен на жизнь Товарища Кливона, – одарила Шоданхо искренней любовью, и любовь эта принесла плоды. И им казалось сейчас, что любовь способна творить любые чудеса.

Между тем Товарищ Кливон, осознав, что вместе с будущим ребенком растет и его ответственность, стал подумывать и о другой работе, помимо фермерства. Когда он руководил компартией, то в придачу к партийной литературе собирал и детские книги для учеников воскресной школы. Почти вся библиотека сгорела, когда солдаты Шоданхо и антикоммунисты запалили в штабе пожар. Но Шоданхо спас книги о боевых искусствах и бульварное чтиво, лишенное идеологии, и принес в армейский штаб, для себя и для солдат. А теперь, вскоре после визита Аламанды, Шоданхо вернул Товарищу Кливону две картонные коробки, доверху набитые книгами. И Товарищ Кливон открыл свое первое дело – небольшую библиотеку у себя во дворе. Приходили туда в основном школьники, зато Адинда не сидела сложа руки, и все были довольны.

Наконец родилась Нурул Айни. Шоданхо глубоко запали в душу слова Мамана Генденга: “Поздравляю – надеюсь, сестрички будут не разлей вода”.

Все-таки блестящая была мысль – растить девочек вместе, чтобы положить конец давней тайной вражде отцов. Шоданхо согласился и предложил отдать сестер, Ренганис Прекрасную и Нурул Айни, в один детский сад, когда подрастут.

А когда Адинда родила наконец сына – спустя двенадцать дней после рождения Нурул Айни, как и предсказал Товарищ Кливон, – Шоданхо, окрыленный надеждами, выразил те же чувства, что и Маман Генденг, только несколько иными словами: “Поздравляю, Товарищ, верю, что дети наши, в отличие от нас, станут добрыми друзьями, а то и парой”.

Отец дал мальчику имя Крисан. Может быть, он и Нурул Айни были друг другу предназначены, но жизнь всегда непредсказуема: Ренганис Прекрасная встала между ними.

14

В 1976-м Халимунда бурлила, кишела мстительными духами, что застряли между мирами и не знали покоя. Все горожане чуяли это, как почуяли и двое голландских туристов, только что сошедших с поезда, – супружеская пара, обоим за семьдесят. Муж, несмотря на преклонные годы, нес за плечами огромный и туго набитый рюкзак, а жена его – дамскую сумочку и зонт. Сойдя с платформы, оба поежились, вдохнув сырой тяжелый воздух, в котором метались красноватые тени.

– Будто в дом с привидениями попали, – покачала головой жена.

– Нет, – отозвался муж, – похоже, в городе была резня.

Рикша-бечак, который вез их в гостиницу, рассказал им о духах. Силы у них много, объяснял он, так что молитесь, чтобы мы не перевернулись посреди дороги. – И часто такое случается? – спросил муж.

– Большая редкость, если НЕ случается, – ответил рикша. И поведал, как однажды машина перелетела через ограждение шоссе и упала в океан. Никто из пассажиров не спасся, и горожане винили во всем беспокойных духов.

– Сколько их здесь, духов? – поинтересовалась жена.

– Видите ли, мадам, не нашлось еще дурака, который бы взялся считать.

Позже они узнали, что несколько лет назад в городе вырезали больше тысячи коммунистов. Хоть коммунистов здесь и ненавидели, но никто не желал повторения – говорят, страшней кровопролития в городе не было никогда. Да, больше тысячи убитых. Многих похоронили в братской могиле на городском кладбище Буди Дхарма, остальные гнили у дорог, пока люди, устав терпеть, их не зарыли – да разве это похороны? – все равно что справить нужду под бананом и закопать.

Остановилась голландская пара в уютной гостинице на берегу залива. Жена шепнула мужу: “Однажды мы здесь занимались любовью и папа нас застукал. Больше мы его никогда не видели”. Муж кивнул. Они подошли к стойке, и администратор – юноша в белоснежной форме и безупречном галстуке-бабочке, чопорный и скованный, – с улыбкой протянул им гостевую книгу. Муж старомодным наклонным почерком вывел их имена: Генри и Ану Стаммлер.

Весь день отдыхали они у себя в номере, где, по словам Ану Стаммлер, многое изменилось с колониальных времен. “Готова даже спорить, что нынешний хозяин из местных”. На другой день собрались на небольшую экскурсию, и видно было, что они никуда не спешат, а намерены остаться в городе надолго – провести тут несколько месяцев, а то и лет. Так поступали многие туристы-голландцы, стосковавшись по временам, когда они жили здесь, пока не согнала их с мест война.

Зашел мальчишка-коридорный, принес еду и записку: “Пока вы здесь гостите, сэр и мадам, остерегайтесь призраков коммунистов”.