Читаем Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики полностью

Барбара Лекс утверждает, что своими «вынуждающими приемами» ритмические танцы, хоровые песнопения и т. п. могут активировать одновременно как эрготропные, так и трофотропные функции низших отделов ЦНС. От этого возникают переживания, которые Лекс описывает как. транс, экстаз, задумчиво-созерцательные и сноподобные состояния, одержимость, «пьянящий восторг риска», чувство общности с другими людьми, причастность к святыне. Далее: «Оживают подавленные неприятные воспоминания; связанные с ними чувства находят свое выражение в словах и действиях, и душа освобождается от их гнета». И еще: чередование смеха и слез, мистический опыт, духовная беседа, чувство единства, целостности и солидарности. Лафлин и д'Аквили [8] продолжают этот список и включают в него сознание своего союза с какой-то высшей силой и того, что смерть не страшна, чувство гармонии со всем миром, а также мистическое слияние противоположностей. Несколько раньше мы говорили о том, как люди, причастные к литературе, описывают воздействие на них хороших стихов; их сообщения во многом перекликаются с только что приведенным списком.

Об одном из воздействий стиха уже говорилось: оно направлено в основном на кору мозга. Но если Барбара Лекс права, то можно говорить и об эффектах иного рода-о снижении физиологических стрессов (т. е. успокоении) и о содействии общественному сплочению (т. е. «любви»). Здесь стих выполняет более общую функцию, присущую всем ритуалам вообще: он действует как вынуждающий фактор. Стихотворный размер синхронизирует не только слушателя с говорящим, но и разных слушателей, так что индивидуальные трехсекундные периоды «настоящего» теперь совпадают. Возникает ритмическая общность, а она уже может превратиться в общность действия.

Разного рода сказания излагаются особым «былинным» («мифическим») слогом. Лафлин и д'Аквили сближают этот слог с ритуальными вынуждающими приемами и указывают при этом, что в логике мифа выражается «познавательный императив». Так они называют стремление к изящному и содержательному объяснению окружающего мира [9]. Как утверждает Мак-Манус, предания и мифы очень важны для полноценного развития и воспитания детей [10].

Как известно, информация извлекается из памяти легче, когда мозг снова приходит в то физиологическое состояние, в котором он находился во время запоминания. Возможно, что с этим связана и поразительная запоминаемость стихов. Если каждый стихотворный размер с его характерными вариациями создает определенное настроение (т. е. специфическое состояние мозга), то не удивительно, что стихи так легко бывает припомнить. Уже одного размера довольно, чтобы вернуть мозг в то состояние, в котором стихотворение было впервые прослушано; а вместе с этим в памяти всплывают и его словесные детали. Быть может, именно это имел в виду Гомер, называя муз дочерьми Мнемозины.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология