Красота и уродство. Беседы об искусстве и реальности

Конечно, затем мы должны осмыслить то, что увидели. У нас есть разум: мы должны быть в высшей степени внимательными, чуткими, чувствительными. У нас есть восприимчивость и чувствительность, которые мы должны использовать в полную силу. Но чтобы по-настоящему понять то, с чем мы сталкиваемся, нужно освободить объект от себя самих, перестать видеть его только по отношению к нам самим – тогда, может быть, мы сможем увидеть больше.

Скажите, пожалуйста, почему вы не привели ни одного примера из английской поэзии? Потому что каждый раз, когда вы говорили о том, что истина – это красота, я не мог не вспомнить Китса [57]

К сожалению, ответ на этот вопрос очень простой: из-за своего невежества. Проблема в том, что, когда я прибыл в эту страну, мне было тридцать пять лет, а английский язык я начал учить незадолго до приезда – примерно за три месяца – по переводу Библии 1611 года. Поэтому, когда я приехал сюда, все знание английского языка, которое у меня было, было взято из первой части Книги Бытия, включая грамматику и словарный запас, и вы можете себе представить, что было дальше. С тех пор я пытался читать как можно больше, но мне трудно цитировать английских поэтов, потому что я мало знаком с ними. Понимаете, сколько бы вы ни читали во взрослом возрасте, вы, скорее всего, намного больше прочитали и узнали, будучи в школе. Я же впервые открыл английские детские книжки в сорок лет, когда перешел с языка Книги Бытия на разговорный английский. Я старался больше читать прозу, чем поэзию, потому что мое призвание – говорить с людьми, и люди не рассчитывают, что я буду говорить стихами. Кроме того, мне трудно воспринимать некоторых английских поэтов из-за того, что мое знание языка несовершенно, и мне требуется очень много времени, чтобы понять, как читать стихотворение на английском языке так, чтобы оно было для меня стихотворением, а не просто высказыванием. Поэтому я прошу прощения, мне очень стыдно, но ответ на ваш вопрос: невежество.

Вы говорили об искусстве, цель которого – заполнить пустоту. Откуда эта пустота?

Я бы ответил на этот вопрос – но это мое личное мнение – словами Майкла Рамсея[58]: он говорил, что в каждом человеке есть пространство, которое может заполнить только Бог, которое не может наполнить ничто, кроме Него. Я думаю, что до тех пор, пока мы не растем духовно, пока мы не развиваем не только наши физические или психологические способности и все, что они подразумевают, но и наш дух, у нас будет оставаться чувство голода, нужда в чем-то большем, и тогда мы будем пытаться заполнить эту пустоту самыми разными вещами. И когда мы говорим о человеке, мы говорим (по крайней мере, я говорю) о двух уровнях. С одной стороны, каждый из нас подобен пылинке – мельчайшей хрупкой пылинке, которую может уничтожить что угодно, если смотреть на нее как на часть известного нам мира. Если подумать об этом, то на самом деле мы не имеем никакого значения. С другой стороны, внутри каждого человека есть такая глубина – в психологическом и во всех смыслах, – что нет такого знания, нет таких эмоций, такого опыта, ничего такого, что могло бы до конца наполнить, до конца насытить ее. Человек, каким бы маленьким он ни был, несет в себе такую огромную глубину, такое широкое пространство, что, если бросить в него все знание, всю любовь, всю красоту – все это канет, как в бездну, и если прислушиваться, ожидая услышать эхо от падения на дно, вы никогда его не услышите.

И само понятие о человеке находится в напряжении между этими двумя крайностями. Я думаю, что, пока мы не достигнем окончательной, гармоничной полноты в теле, душе и духе, мы будем испытывать голод. И тогда мы будем обращаться к тому, что нам знакомо. Мы не станем, если в этом нам никто не поможет, пытаться достигнуть неизвестного. Мы будем думать: «Я проглотил кусок мяса, и я знаю, что он меня насытил. Я проглотил секс, я проглотил музыку, я проглотил что-то еще, я с жадностью съел все это», – но затем приходит момент, когда голод возвращается. И здесь, я думаю, прав Достоевский, когда он пишет, что красота – это совершенная приобщенность к совершенной красоте, которая есть Бог.

Но я сейчас говорил об этом, как я это вижу, не пытаясь дать универсальный ответ, потому что не думаю, что я могу его дать. Я мог бы вам ответить с точки зрения атеиста, с точки зрения агностика, с точки зрения русского человека и так далее, но тогда это не было бы убедительным, потому что это не было бы моим личным убеждением.

Лекция 4 Значение уродства