Красота в наследство

Забылось не сразу, конечно. Долго набухала грудь, и сочилось из нее молоко. Как ей подсказали в роддоме, ее надо было перетягивать, чтобы молоко кончилось. Она этим занималась по вечерам и размышляла. Говорят, что женщину мучает совесть, если она бросает своего ребенка. Ирину почему-то не мучила, она испытывала лишь чувство облегчения. Смотреть в роддоме на девочку не стала, услышала только ее громкий крик, мало похожий на человеческий. Казалось, так надсадно, на одной ноте, без передышки орет какое-то животное. Она даже ожидала, что акушерка ей сейчас сообщит, что родился «не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка». Но сказали почему-то, что девочка, нормальная. Разве нормальные девочки могут издавать такие вопли? Не может человек быть нормальным, если он появился на свет благодаря всяким ненормальностям. Хорошо, что в палате лежала одна, под носом не было счастливых мамаш, ее никто не раздражал, не уговаривал. Есть такая манера, если человек чем-то не похож на других, накинуться всей волчьей стаей. Перевоспитывают, не стесняясь в средствах и выражениях: будь, как все, гад, а то затопчем. А зачем, собственно? Все вокруг и так, как все. Живут по одним и тем же законам. Родил, вскормил, воспитал себе подобного — и опять по тому же кругу. Встретились — влюбились — поженились. Или не влюбились, но поженились. Варианты бывают, но небольшие. А Ирина родилась уже необычной, резко выделялась из общей серой массы. Для чего ей было дано все это — редкая красота, ум? Чтобы повторять круг банальностей? И кто, простите, кто их придумал, эти законы, и почему она должна им подчиняться? Можно было бы, конечно, и замуж за Женьку выйти, жить потом, как все. А зачем? Ребенок был ей противен. Насилие, пусть даже организованное самой жертвой в невинных целях самопознания, породило другое насилие. Единственное, что у Ирины осталось, — любопытство. Интересно было бы посмотреть на результат. Когда вырастет, конечно. Она слышала, что здоровых детей из роддомов охотно усыновляют бездетные пары. Вот и хорошо, может, и любить будут, вырастят себе подобную особь. Если, конечно, нет психических нарушений. И как она умудрилась зародиться вопреки всем законам природы? Да еще и не давала о себе знать четыре месяца ничем. Наверное, чувствовала, что нежданный гость в этом мире, затаилась.

Размышляла на эту тему Ирина нечасто. Некогда было. Учеба, суета. Через два месяца, когда последствия родов прошли окончательно, она уже почти о них не вспоминала. Однажды, выйдя после лекций и направляясь к оставленной неподалеку машине, заметила знакомое лицо. Димыч сидел на скамейке. Явно поджидая кого-то. Напряглась, ожидая опять каких-то неприятностей для себя, но он смотрел в сторону, мимо. К нему подошла Таня, улыбаясь смущенно. Оки направились куда-то вдвоем.

«Еще одна нашла свое счастье», — подумала Ирина с чувством легкой досады. Вспомнила их совместный отдых, дурацкую выходку Лешки, праведное негодование Димыча. Ей стало немного грустно. Жизнь продолжалась. Впервые она почувствовала зависть. И к кому? К страшненькой Танечке. Наверное, счастлива она, раз так улыбается. Почему ей самой неведомы такие простые радости? И вдруг она вспомнила, как рассказывал ей Лешка, когда они болтали, вернее, он, счастливый, болтал там, на берегу, выдавая невзначай секреты друга, что Димыч, старый холостяк, очень искушенный обольститель и обольщает обычно он самых красивых женщин, не тратя времени на всяких сереньких мышек. Вот и допрыгался — Ирину охватило некоторое злорадство. Наверное, влюбился. Теперь женится и будет век доживать, наблюдая перед собой это овечье лицо. Хотя, в принципе, Ирина Танечке сочувствовала. С высоты собственной внешности. После юга отношения их дальше не развивались, все ограничивалось коротким общением во время занятий.

Женька, пользуясь полученными неожиданно правами, продолжал появляться у нее довольно часто, гораздо чаще, чем ей бы этого хотелось. Любил, ухаживал, как мог, о случившемся не напоминал. Ирина была ему, конечно, благодарна за помощь, вряд ли бы она справилась сама. Были даже моменты, когда она подумывала расплатиться с ним: улечься в постель и немного потерпеть. Но он явно рассчитывал на большее. Любил, заботился. Водил ее на выставки, в театры. В компании, правда, не приглашал. Вероятно, из ревности. Начнут ухаживать, а начнут обязательно: вдруг влюбится! Его-то она не любила, было видно. Но он продолжал надеяться. Надежды оказались напрасными. К концу учебного года Ирина, устав от его назойливого внимания, сказала, что у них ничего не выйдет, и нет смысла продолжать. Не любит она его. Чтобы простил и так далее. Совесть ее немного мучила. Но влюбленный Женька мучил еще больше. Все правильно, из двух зол выбирают меньшее. Сделала она все мягко и тактично — она это умела. Но он, конечно, страдал. Пообещал ей, что больше встречаться с ней не будет, ушел.