Красота в наследство

Но самая популярная тема называется просто: отказ. Как и кто отказался. От кого — понятно. От новорожденных. Как от хилых, так и от здоровых. Это, как показывает практика, значения не имеет. Статистики на эту тему нет, но впечатление такое, что больных бросают реже. Но в то же время их и меньше. И потом — они часто умирают сами и нет нужды их бросать. Методы отказа от детей тоже разные. Бывают прямые: пишут бумагу и уходят, иногда зареванные, бывает и с гордо поднятой головой. Бывают хитрые. Например, звонок в милицию: «Знаете, шла мимо помойки, услышала детский крик. Приезжайте, разбирайтесь». Разбираются, хотя и с трудом. Звонила мамаша. Просто выбросить на помойку духу не хватило, решила поступить гуманно. Или звонок в дверь роддома. Мужик с коробкой из-под сапог. В коробке ребенок. Новорожденный, только вылупился, здоровый. «Шел по улице, смотрю — коробка, в ней ребенок. Решил отнести в роддом». Опять разбираются, оказалось — папаша. Действовал по заданию мамаши. Бывает, врут фамилию и адрес, затем норовят смыться в окно. Или отпросятся получить перевод на почте — и привет. Отказ писать не хотят.

Наташа на этих мамаш насмотрелась. Хотя смотреть особенно нечем было, видела плохо с детства. Очки с толстенными стеклами недавно надела, а когда в деревне жила, так слепая и ходила, углы сшибала. Серенькая женщина, но добрая очень и тихая. В жизни воды не замутит. И Женя у нее такой же был, тихоня. Паренек корявенький и смирный. Правда, пить в последнее время начал часто. Привез он Наташу из деревни, сам уже в общежитии обосновался после армии, в городе. Работал на маленьком местном заводике при институте. Детей у них не было. Пытались лечить Наташу, но без толку. Сказали, хватит мучиться, детей не будет. Накормленная гормонами, оплывшая Наташа уже к этому времени на все махнула рукой. Чужие надоели, вон как орут день и ночь. Отказных брать не хотела почему-то. Женю жалко, а ненадежный он стал, все чаще с работы ползком ползет. Хотя детей он любит, это правда.

Так и шел день за днем. Девчонки, Маша в том числе, принимали роды, врачи щупали животы. Наташа мыла полы и таскала судна.

Давно это было. А помнится, как сейчас. Ведь человека поразить трудно, особенно роддомовского. Видели все. И всяких. Но все-таки. Глаз обмозолен привычным контингентом — корявыми потомками колхозников и хилыми, визгливыми и поэтому особенно противными женами интеллигентов-хлюпиков в очках. Вечно лезут с дурацкими вопросами да и рожают только под капельницами или через операционную, ввиду вялости организмов. Вообще у нас, как известно, медицина замешана на взаимной ненависти пациентов и людей в белых халатах, чего уж там. Первые часто подозревают, что их плохо и недостаточно душевно обслужили, не дали «что положено», даже если у них все в порядке, а вторые, получив зарплату, каждый раз думают, что за «это» можно только надавать всем пинков, взять за шиворот и выкинуть за дверь, пусть там орут и плодятся. Нищета, как известно, не предрасполагает к благодушию.

Но бывают и исключения. При серой и унылой жизни человек особенно мягок и податлив, встретив какую-нибудь красоту. Даже свирепый дикарь может разнюниться, узрев на полянке диковинный цветок.

Это было осенью. Сыро, мрачно, дождик. Неизвестно, на чем они добирались. Вернее, она. Он приехал на следующий день с передачей. А тогда, скорее всего, стоял за углом, стеснялся. А ей-то деваться было некуда, начались схватки.

Маша дежурила. Наташа мыла полы, уже закипал чайник. В этот вечер работы было мало. Звонок. Кого-то принесло опять, черт.

Зашла эта девочка, держась за свой живот. Живот аккуратный и как будто не ее. Маша в лицо и не смотрела, взгляд сразу профессионально зашарил по животу.

— Где обменная карта? — рявкнула без лишней любезности и подняла глаза. Язык ее тут же прилип к нёбу. На нее смотрела такая красавица, каких Маша не видела нигде и никогда. Ни в кино, ни тем более в жизни, ни в мечтах, ни в реальности. Это лицо ошеломляло. Маша сама была недурна, но сейчас ощутила себя замарашкой. На нее в упор смотрели диковинные глаза — серо-голубые, с темными ободками, в густом обрамлении тоже диковинных темно-золотистых ресниц. Но все это украдкой рассматривалось потом, а сейчас она стояла, парализованная этим взглядом, в котором мягко светилась спокойная, но не наглая уверенность и какая-то странная воля. Даже легкая насмешка привыкшей поражать людей женщины сквозила в этих глазах.

— У меня схватки. Срок родов через неделю. Отошли воды. Документов нет. Я проездом, — девочка говорила спокойно и мягко, голос был необычен, чуть хрипловат. Ей, вероятно, никогда не требовалось вырабатывать уверенность в себе, все было дано от природы с такой щедростью, что хватило бы на десяток красивых баб. Примерно таких, как Маша.