Красота в пепле (ЛП)

— Я… наконец набралась смелости рассказать обо всем приземным родителям и своему парню. — Нахмурившись, я уставилась на свои руки, крепко сжатые в кулаки. — Ни один из них не отреагировал хорошо. Родители назвали меня лгуньей и сказали мне убираться из дома. Мой парень, Брендон, — я вынуждена была произносить его имя пересохшими губами, — больше ни разу не взглянул на меня после того разговора. Я словно стала вдруг… позором или чем-то таким. Он заставил меня почувствовать себя грязной, словно я не была достаточно хороша для него. Мы отдалились друг от друга, но не разошлись. Не знаю почему, — я фыркнула, качая головой. — Да, я любила его, но никогда не была в него влюблена, и оказалась слишком глупа, чтобы сразу увидеть разницу. Я жаждала стабильных отношений, но мы не были достаточно хороши друг для друга. Я была слишком разбита, а он чересчур заботился о поддержании своего имиджа. Я знала, что он вёл себя как мудак. Однажды я застукала его со своей лучшей подругой, что и стало последней каплей. Не желая и дальше продолжать терзать себя за то, что никогда не была настоящей, я упаковала свои вещи, продала то, что не влезло в машину, и уехала. Я никому не сказала куда. И не хочу снова возвращаться к нему.

Кэлин кивнул в знак понимания.

— Родители ни разу не пытались связаться со мной, как я им и сказала. Полагаю, это вполне ожидаемо, ведь Маркус их плоть и кровь. Но это больно, понимаешь? Они воспитывали меня как собственного ребенка, и когда я наконец набралась смелости рассказать им правду, они назвали меня избалованной лгуньей. — Я потерла неровный шрам руке. — Жалею, что солгала об этом. Ни один человек не заслуживает пережить нечто подобное. — Опершись головой о стену, я продолжала: — Все люди в моей жизни, которые должны были безоговорочно поверить мне, подвели меня. Это на самом деле чертовски горько. Но мне пришлось иметь дело с этим.

Кэлин был тих, и единственными звуками, которые наполняли квартиру, были тихое жужжание вентилятора в углу и симфония наших дыханий.

Я все ждала, пытаясь разглядеть жалость в его глазах или, не дай Бог, ненависть. Себя я ненавидела больше всего на свете, и мне не нужна была ненависть других людей.

Без слов он подвинулся ближе, чтобы присесть рядом со мной. Обнял меня одной рукой, а другой положил мою голову себе на плечо. Я была удивлена, насколько комфортно мне было в его объятиях. Кэлин не относился к ласковым парням, но знал, что сейчас я очень нуждаюсь в нежности.

Я молча плакала.

Я постоянно пыталась держать все внутри, как в бутылке, но порой становилось очень трудно. Иногда мне необходимо было выпустить все наружу.

— Ты что-нибудь слышала от него? — спросил наконец Кэлин.

— От Брендона? — я прокашлялась, утирая влагу со щек.

— Нет, — я почувствовала, как он покачал головой, — от Маркуса.

— Ох.

— Так что, слышала? — подсказал он, проводя пальцами по моей щеке. От этого жеста я задрожала.

— Да, — призналась я. — Он постоянно пишет мне. Я никогда не отвечаю, но это его не останавливает. Он чрезвычайно упрям.

— Почему бы тебе не сменить номер телефона?

Я вздохнула и, нервничая, закусила губу, затем медленно опустила голову вниз, чтобы взглянуть на Кэлина.

— Я знаю, вероятно, прозвучит глупо или даже по-детски, но продолжаю надеяться, что однажды родители позвонят мне, и все наладится.

— Нет, — выдохнул он, с умилением глядя на меня горящими глазами, — это не глупо. Это нормально надеяться на что-то, даже практически невозможное. Как только ты потеряешь надежду, ты потеряешь все.

— Ты ведешь себя странно прозорливо, — пробормотала я.

Он усмехнулся, прижавшись губами к моим волосам.

— Когда человек настолько наполнен гневом и обидой, он склонен отгораживаться от всех. Остаётся много времени для размышлений, так что да, я могу быть проницательным.

— Знаешь, что я ненавижу больше всего? — прошептала я.

— Что?

— Несмотря на то, что они не поверили мне, я все равно люблю их и продолжаю скучать по ним.

— Твои родители?

Я кивнула в ответ на его вопрос.

— Разве это не глупо?

— Вовсе нет, — возразил он, его голос был едва громче шепота. — Они же твои родители, в нас природой заложено скучать по ним и любить их несмотря ни на что.

— Я ненавижу себя за это, — призналась я. — После всего, что они мне сказали… — я замолчала, прогоняя воспоминания, и села прямо, не используя тело Кэлина для поддержки. — Я не хочу видеть или слышать что-то от них, но не могу избавиться от ощущения… если бы мама позвонила мне сейчас и сказала, что ей жаль, что она верит мне, я бы сразу же взяла билет на самолет в Даллас.

Я закрыла лицо руками, стыдясь своего признания. Мне отчаянно хотелось ненавидеть их, но я не могла. И злилась из-за этого. Конечно, я злилась на них, но существовала огромная разница между злостью и ненавистью.

— Эй, — сказал Кэлин. — Эй. — Его голос стал громче, и он взял меня за запястье, убирая мои руки подальше от лица. Он присел передо мной, а я отвернулась, не в силах смотреть на него.