— Ты же не собираешься кормить меня с ложки? — Я недоверчиво замотала головой и попыталась увернуться. Как маленький ребенок уворачивается от мамы, когда не хочет принимать лекарство.
— Собираюсь.
Я пхнула от удивления, и он тут же использовал ситуацию в своих интересах, засунув ложку супа мне в рот. Я подавилась, как только горячая жидкость попала на язык и в горло.
Прокашлявшись, я в упор уставилась на Мемфиса. Мне было больно продолжать спорить с ним. Честно говоря, оно того не стоило. Если самодовольный придурок решил накормить меня супом, пусть так и будет. Но если его пальцы окажутся слишком близко, я буду более чем счастлива откусить их.
Мне удалось проглотить только половину порции. Я решительно покачала головой, говоря, что наелась. С грустным вздохом он убрал миску на журнальный столик.
— Как ты себя чувствуешь? — По его взгляду было понятно, что он хотел услышать правду.
Я обдумала его вопрос.
— Не знаю, — ответила я честно. — Ты должен дать мне чуть больше времени. — Он протянул руку через спинку дивана, и его пальцы зависли в опасной близости от задней части моей шеи. — Я рада, что осталась жива, — прошептала я, пока играла с рукавом его толстовки. — Теперь я вижу, что у меня есть много всего, ради чего стоит жить.
Я посмотрела на него краем глаза. Небольшой вздох сорвался с моих губ, когда он протянул руку и коснулся пальцами пряди моих волос. Затем медленно погладил их и замер, ожидая, что я скажу ему остановиться. А я молчала.
— Я рад, что тебе лучше. — Его голос звучал мягко и нерешительно, будто он не был уверен, что может признаться в этом вслух.
— Почему? — Я заставила свои пересохшие губы произнести эти слова.
Он пожал плечами и отвернулся в сторону. Мышцы на его челюсти напряглись. Снова встретившись с ним взглядом, я увидела уязвимость в его глазах, к которой была совершенно не готова.
— Я беспокоюсь о тебе.
Для большинства людей это были четыре обычных слова, но я не относилась к большинству, и эти слова были дороги мне.
Я прижалась поближе к Мемфису. Он, как мне показалось, весьма скептично относился к моим действиям. И, когда я прижалась к нему, выглядел по-настоящему потрясенным. Он обнял меня, и я устроила свою голову у него на груди. Я хотела этого. В этом ведь не было ничего плохого, верно?
После минутного молчания, я прохрипела:
— Он покончил с нами.
Я почувствовала, как каждый мускул в его теле напрягся от моих слов.
— Ты в порядке?
Какой глупый вопрос.
— Нет, — честно призналась я. — Я понимаю, что он многое пережил, но я... люблю его.
Мемфис погладил меня по волосам, и, коснувшись моего подбородка большим и указательным пальцами, приподнял его вверх, чтобы я посмотрела прямо ему в глаза.
— Ты полюбишь вновь.
Был ли он прав? Могла ли я полюбить кого-нибудь так сильно, как любила Кэлина?
— Надеюсь, — таким был мой ответ.
Глава 28
Кэлин
Я находился в чертовой камере.
Ладно, не совсем так, но эта комната была очень похожа на тюремную камеру.
Хватало всего три больших шага, чтобы дойти из одного конца комнаты в другой. Это что, обязательная часть реабилитации? Они поселили меня в самую маленькую комнату, которую только можно себе представить, в надежде свести с ума? Если ответ положительный, скажу, что их метод успешно работал.
Я сел на кровать. Она оказалась настолько жесткой, что матрас ни на дюйм не прогнулся.
Я не хотел находиться здесь, но знал, в данный момент для меня это лучший вариант. Я стал слишком зависим от наркотиков и алкоголя, а в конечном итоге и от Саттон. По всей видимости, я пристрастился к ним.
Положив голову на руки, я вцепился в волосы. Мне очень хотелось убраться отсюда, сбежать из этой белоснежной палаты. Мной овладело отчаяние.
Это место не было моим домом. Здесь не было ничего, что принадлежало бы мне. Палата выглядела подобно чистому листу: никаких картин, ковров или телевизора. Она была совершенно пуста, как и я.
Я тяжело вздохнул и зарычал. Я попал сюда совсем недавно, думаю, максимум минут тридцать или час назад, и в этом месте я собирался жить, пока врачи не сочтут меня стабильным.
Бл*дь!
В этот момент мне стало казаться, что я никогда не вылечусь. И, в конце концов, эта белая комната сведет меня с ума.
В комнате было одно окно, выходящее на лужайку для пикника, где заключенные могли время от времени потусоваться и поесть. Да, именно заключенные, так как, по сути, ими мы и стали, попав сюда.
Не знаю, кто сейчас решился бы выйти на прогулку, ведь на улице стояла настоящая зима. Кому захочется сидеть на улице в мороз? Уж точно не мне.
Я прилег на кровать и уставился в белый потолок, мысленно пытаясь разукрасить его красочными образами, но у меня мало что вышло из этой затеи.
Неожиданно дверь в мою комнату открылась, и я сел. Охранник в моей нынешней тюрьме, я все еще придерживался сравнения с тюрьмой, улыбнулся мне и сказал:
— Групповая терапия начнется через пять минут. Кто-нибудь придет за тобой.
Прежде чем я успел ответить, он снова закрыл дверь и запер ее снаружи.