«Склонность к выбору, противоречащему чувственному суждению (то есть неспособность к индивидуально-непосредственному выбору. —
Маркс писал, что «отчужденный труд, принижая самодеятельность, свободную деятельность до степени простого средства, тем самым превращает родовую жизнь человека в средство для поддержания его физического существования» 10. В нынешнем высокоразвитом экономически обществе, где физическое существование обеспечено достаточно высоким уровнем жизни, превращение родовой деятельности только «в средство» потребления ведет к
Как одну из важнейших родовых черт люди теряют и индивидуальную способность суждения вкуса, прямо связанную с индивидуальным творческим началом. На наших глазах совершается удивительный, но вполне закономерный акт превращения цивилизованного общества в цивилизованное стадо, покупающее
Частнособственническое общество оказывается враждебным не только «искусству и поэзии» 11, но и эстетическому вкусу вообще как индивидуально-творческому, а потому общественно-человеческому отношению людей к собственной родовой жизни, к труду, к продуктам труда. Эта парализация творчески созидательного эстетического начала не имеет ничего общего с естественной подверженностью влияниям или привычке неразвитых, первобытных вкусов, когда, как пишет Маркс, «ум остается нетронутым без ущерба для самой его способности к развитию, его естественной плодовитости» 12. Катастрофическая духовная ситуация, о которой идет речь, — заключительный акт противоречивой и длительной эволюции общественного сознания, изуродованного и порабощенного всей историей и всеми формами отчуждения труда.
Можно было бы специально исследовать развитие эстетического вкуса в связи с расширением сферы творческих трудовых интересов различных слоев и классов люден в разные эпохи и одновременно как антитезу этому развитию — неизбежное в классовом мире постоянное, свойственное каждой эпохе сужение, аристократизацию и последующее вырождение вкуса, подчинение его предвзятостям и догмам. Общая закономерность выступила бы тогда вполне наглядно: расширение творческих горизонтов развивает универсальный вкус, ведет к росту духовной культуры, к высвобождению деятельных потенций человечества, тогда как прогрессирующее разделение и отчуждение труда также последовательно, от формации к формации, стирают духовную культуру, уничтожая вкус и кастрируя творческое начало.
Не здесь ли ключ и к своенравным зигзагам истории собственно художественного творчества, прихотливый узор которых в значительно меньшей степени, чем хотелось бы историкам и социологам, следует за ростом материальной культуры? Попытки откреститься от многозначительного укора «умершего» греко-римского искусства вовсе не объясняют его поразительной силы, так же, как и изощренное подражание «матческим» идолам все-таки всегда выдает подделку «под инков», «под негров», «под скифов» и т. д.
Может быть, ушедшая сила эпоса — пусть в элементарном, но свободно-творческом отношении народных масс к своему патриархально-общинному образу жизни, когда и обработка земли, и шитье одежды, и строительство дома еще оставались простейшим, но индивидуально-созидательным актом, когда душа «простого человека» естественно пела свою песню творца. Ведь песня не требует высоких технических достижений.