Красота

Объективно существующая «универсальная» закономерность, которую нам преподносят в вышеприведенных текстах, в отличие от всех других закономерностей материального мира, проявляется только в одном единственном явлении — в явлении красоты человеческому эстетическому восприятию. Другими словами, она взаимодействует, проявляя свою особую эстетическую сущность, с одним только человеческим сознанием, с духовным миром человека. Напрашивается естественный, единственно возможный вывод. Если всеобщая универсальная закономерность, разлитая, в силу своей универсальности, во всем окружающем нас мире, остается тем не менее недоступной и бесплотной для всех материальных закономерностей действительности (так как не вступает с ними во взаимодействие) и взаимодействует исключительно с духовным миром человека, с его сознанием, если такая, доступная только человеческому духу закономерность в самом деле существует, то она может быть только закономерностью духовного порядка. Только универсальное духовное начало (если бы оно существовало) могло бы пронизывать всю действительность и, не взаимодействуя с ее материальным содержанием, не познаваясь логически, открываться в виде божественного откровения красоты человеческому духу. Думается, что под признанием «объективного существования» такой «универсальной закономерности» не решился бы подписаться даже иной из современных идеалистов. Слишком уж это было бы прямолинейно!

Но и во всех других случаях «объективно-эстетическое», несмотря на, казалось бы, ультраматериалистическую посылку доказательств его существования, так или иначе уводит исследование в сторону от материалистического решения проблемы, вынося во вне и объективируя наше субъективное чувство прекрасного, вступая в неразрешимое противоречие с материалистическим взглядом на основной вопрос философии. Только определив красоту как специфическую познанность, как специфическую эстетическую форму отражения реальности (так же не могущей быть объективно-эстетической, как она не может быть и объективно-теоретической, хотя отражается в теоретических концепциях), мы делаем шаг в направлении решения проблемы прекрасного.

Правда, нам могут напомнить, что один из идеологов современной идеалистической эстетики Джордж Сантаяна исходил в своем обосновании субъективности красоты почти из аналогичного тезиса. «Красота, — говорил он, — это эмоциональный элемент, наше наслаждение, которое тем не менее мы рассматриваем как качество вещей».

Идея Сантаяны о субъективности красоты, существующей исключительно в виде содержания сознания, как и близкие к ней в этом смысле взгляды ряда западных эстетиков-идеалистов, неоднократно подвергались критике. Однако думается, что прицел такой критики не всегда бывал точным. Смертный грех эстетики Сантаяны заключается совсем не в том, что он считал красоту не существующей вне сознания, хотя людям и кажется, что красота, именно как красота, принадлежит вещам.

Корни крайнего субъективизма этой эстетики заключаются совсем в другом. Красота в его понимании, будучи чистой эмоцией и «объективируясь» в момент ее переживания, не вызвана и принципиально не может быть вызвана ничем объективным, так как с точки зрения Сантаяны все содержание действительности есть также только наши объективированные ощущения, представления и понятия. «[...] Все есть ощущения, — пишет Сантаяна, — и их комбинирование в объекты, представляемые как постоянные и внешние, — это продукт определенных привычек нашего интеллекта [...] Установленное понятие поэтому превращается в реальность, а его материал становится просто видимостью. Различие между субстанцией и качеством, реальностью и видимостью, материей и разумом не имеет никакого другого происхождения [...] Первичные качества, такие, как протяжение, которое мы настойчиво трактуем как независимую реальность и как качество субстанции, являются качествами, достаточными для объяснения других наших опытов. Все остальное, подобно цвету, относится к области субъективного, как простые следствия нашего духа, видимые или вторичные качества объекта. Но это различие имеет только практическое оправдание»51. И так далее.

Обыкновенный, можно сказать, классический субъективный идеализм — вот альфа и омега сантаяновской эстетики. Красота здесь характеризуется не тем, что она есть содержание сознания (содержанием сознания является, как известно, и истина), но тем, что она полностью порождена сознанием. Порождена так же, как в его философии порождены все предметы внешнего мира, с той только разницей, что они есть объективированные ощущения, представления и понятия, а красота — объективированная эмоция...