Красота

Слитность эстетического восприятия с радостью по поводу совершившегося акта познания предопределяет то доставившее немало хлопот исследователям субъективное «вынесение» эмоционального ощущения красоты во внешний мир, благодаря которому людям всякий раз кажется, будто радость красоты — это не их собственное счастливое переживание раскрывшейся в предмете гармонии, но некое особое, непознаваемое рационально, «эстетическое», «человеческое», «общественное» качество предмета. «[...] Красота создается объективацией наслаждения. Это — объективированное наслаждение», — говорит Сантаяна1. Да, говорим мы, красота, взятая в одном из своих аспектов, — это объективированная радость; но суть дела, опускаемая Сантаяной, считающим, что эмоция красоты не только достояние сознания, но и целиком порождена сознанием, заключается в том, что эмоциональное переживание красоты есть познавательная реакция сознания на вполне реальное, вполне определенное содержание действительности.

Мы как бы эмоционально одариваем, отмечаем, награждаем нашим собственным переживанием красоты тот предмет, который открыл нам свою глубинную сущность и дал возможность непосредственно прикоснуться к глубочайшей сущности мироздания. Мы щедро окрашиваем его для себя той светлой радостью, которую переживаем сами, как любящий человек окрашивает собственной любовью предмет, подаривший ему состояние любви. Ниже мы увидим, что — как и в этом последнем случае — природа, внушающая нам особую бескорыстную любовь к тому, что доставляет эстетическую радость, сама отнюдь не так уж и «бескорыстна», как это может показаться...

Необходимо отметить, что подобное субъективное «вынесение» во вне эмоциональных реакций, как бы объективируемых в явлениях, доставляющих нам те или иные непосредственные ощущения, отнюдь не есть прерогатива именно эстетического сознания. Ведь при всем своеобразии, сложности и познавательных возможностях — эстетическое восприятие остается восприятием непосредственным. А непосредственное восприятие, как неоднократно подчеркивалось выше, не только связывает нас с внешним миром, правильно рисуя образ последнего, но и переводит объективные явления действительности на язык непосредственных реакций. Причем результатом этого перевода оказывается, в частности, ж то, что мы изначально склонны при непосредственном восприятии действительности «выносить» ощущения во вне, как бы отождествлять их с той объективной реальностью, которая на нас воздействует.

Так, например, мы считаем пирожное «сладким», хотя «сладость» пирожного есть лишь вкусовое ощущение. Мы считаем укол «болезненным», тогда как боль есть лишь реакция организма на укол. В более сложных случаях мы склонны, например, нечто считать «страшным», хотя страх — наше собственное переживание, оценивать некоторые явления как «вдохновляющие», хотя вдохновение — сугубо личное, человеческое состояние.

И нужно сказать, что этот постоянный «самообман» вовсе не столь уж бессмыслен, как может показаться на первый взгляд. Ведь, скажем, боль есть прямой сигнал опасности. Горечь пищи или ее зловоние также сигнализируют о возможных неприятностях. Напротив, то, что кажется «приятным» (хотя само удовольствие — это лишь наша реакция на внешний мир, но не его воздействующее на нас объективное содержание), обычно оказывается и полезным. Одним словом, кажущаяся объективно-эмоциональной окраска, которую для нас приобретают субъективно окрашенные нашими же переживаниями предметы и явления, несомненно, способствует непосредственной ориентации в сложностях окружающей действительности.

То обстоятельство, что, непосредственно восприняв в явлениях и процессах их внутреннее, гармоническое начало и испытав радость этого открытия, мы безотчетно переносим собственное ощущение счастья на объект эстетического восприятия — это обстоятельство само по себе уже красноречиво свидетельствует об особенной, жизненной заинтересованности человечества в эстетическом раскрытии окружающего, о совершенно объективной потребности в увеличении числа объектов, вызывающих ощущение красоты.

В предыдущей главе мы ограничивались рассмотрением явлений, которые несомненно доставляют эстетическую радость переживания красоты. Однако бывают случаи, когда те или иные формы производят лишь более или менее приятное впечатление, по не пробуждают ощущения красоты в полном объеме этого понятия. Различие здесь может показаться довольно трудно уловимым. Но для чувствующих красоту людей оно, безусловно, существует. Причем субъективно это различие предопределяется как раз наличием или отсутствием в момент восприятия элемента непосредственного открытия, что, в свою очередь, конечно, имеет вполне объективные основания вне сознании.