Красотка

Где-то через неделю такой жизни я заметила, что выражение «не было бы счастья, да несчастье помогло» воплотилось в жизни дочери с потрясающим результатом: ранние подъемы и новый режим питания определенно пошли Сашке на пользу. Во-первых, она перестала опаздывать в школу, во-вторых – начала худеть, и пресловутые бурундучьи щеки стали сдуваться.

Исходя из очевидно положительной динамики, я небезосновательно почувствовала надежду на то, что причина нашей холодной войны постепенно исчезнет сама собой, дочь успокоится, подобреет и снова станет той Сашкой, которую я люблю…

Хотя я-то ее любую люблю. Это она меня в последнее время не очень…

Но я бы потерпела.

Натка так и сказала:

– Терпи, мать. Терпение и труд – они все перетрут!

– Например, нервы, – охотно согласилась я, крутя в пальцах ложку. – Они у меня совсем не стальные канаты…

Был поздний вечер чрезвычайно утомительного трудового дня. Извилины в моем мозгу, как водосточные канавы в сезон дождей, плотно забились разным мусором, щедро насыпанным туда участниками и зрителями процесса.

В бедной моей голове шуршали и ворочались, укладываясь поудобнее, с полдюжины Элеонориных характеристик, включая физиогномическую. По мысли защиты, они должны были утвердить суд во мнении об ответчице как особе кроткой, доброй и терпеливой, обладающей золотым характером высшей пробы, а потому абсолютно неспособной на такой грех, как возведение напраслины.

Бусинами разорванных четок в голове моей катались и сталкивались, раздражающе щелкая, звучные имена голливудских звезд, похожих, словно близкие родичи: Кира Найтли и Натали Портман, Киану Ривз и Крис Клейн, Зоуи Дешанель и Кэти Перри, Милла Йовович и Линда Эванджелиста, Хелена Кристенсен и Камерон Диас… И конечно, главная пара условных «близняшек» – Анджелина Джоли и Элеонора Сушкина.

Адвокаты Элеоноры Константиновны исподволь убеждали суд и публику, что истица по праву стоит в одном ряду с голливудскими звездами. То бишь, вы же понимаете, какая глыба, какой матерый человечище обижен этими иродами из «Эстет Идеаль»!

Заодно защита настойчиво гнула свою линию, продвигая мысль, что Джоли нынче такая красивая только потому, что делала свои пластические операции не там, где Сушкина, – не в «Эстет Идеаль».

Список пластик Анджелины, кстати, тоже был представлен…

Вот к чему мне было знать, что у нее в скулах импланты? Я эти слова – скулы, щеки – уже слышать не могла. Меня тема боковых сторон передней части головы уверенно загоняла в депрессию!

– Ну, чего застыла? Ешь уже, – досадливо вздохнула Натка, тоже присаживаясь за стол. – Посмотри на себя, на кого ты похожа?

– На кого?

Я послушно посмотрела на себя, пытливо заглянув в блестящую стальную ложку.

Ложка недвусмысленно дала понять, что похожа я на февральскую белочку: истощавшую и серую. При этом кривое зеркальце столового прибора не поленилось издевательски пририсовать мне типичные щечки грызуна.

Я раздраженно цокнула и погрузила ложку в супчик, смывая нелестную картинку.

– На студентку ты похожа, вот на кого, – сказала сестрица.

И прежде чем я успела возрадоваться, что все еще молодо выгляжу, припечатала:

– На вечную студентку.

– Век живи, век учись! – парировала я народной мудростью и налегла на супчик.

Он был богатый – с мясом. У Натки с ее интернет-торговлей чердачными древностями завелись деньжата, и мы перестали отчаянно экономить на еде. Поэтому я смело поинтересовалась, что нынче будет на второе, не опасаясь, что предложенное мне первое окажется единственным блюдом.

– На второе котлеты с зеленым горошком, на третье чай с конфетами, а уже потом все остальное, – сказала Натка твердо, но не очень внятно.

Ее лицо толстым слоем покрывала какая-то целебная белая масса, снежная корка которой сильно затрудняла работу мимических мышц.

Формулировочка мне не понравилась.

«Все остальное» – это будило не только фантазию и аппетит, но и тревогу.

К тому же сестрица как-то особенно жалостливо на меня смотрела. Печальный взор в сочетании с физиономией в белоснежной глазури придавал Натке сходство с грустным Пьеро, а этому персонажу я никогда не симпатизировала. Не люблю пассивных нытиков и слюнтяев.

– Вываливай, – потребовала я, отложив ложку и превентивно нахмурясь. – Да не котлеты! Информацию вываливай. Говори, в чем дело, я же вижу, что-то случилось. Колись!

Натка тяжко вздохнула и так скривилась, что едва не раскололась буквально: ее квазифарфоровая маска пошла трещинками.

– Может, все-таки съешь сначала котлету? Боюсь, потом у тебя аппетит пропадет.

– Уже пропал, – я отодвинула тарелку. – Не тяни уже, руби с плеча.

– Ладно. Сашка продала свою историю «Гламурене».

Я озадаченно моргнула. В последнем предложении мне однозначно понятно было всего одно слово – имя дочери.

– Что значит – продала? Какую-такую свою историю? И что такое «Гламурена»?

Воображение предупредительно нарисовало мне уродливую рыбину в профессиональном макияже.