Красотка для мажора. Она будет моей (СИ)

Привычно скрыв свои истинные эмоции, я снова стала той же девушкой, которой привыкла быть. Еще раз легко поцеловав Давида, обняла его за шею и насмешливо спросила:

― Значит, очень хочешь, чтобы сегодня я осталась у тебя?

― Как будто ты сама этого не хочешь, ― усмехнулся, прижав меня к себе еще крепче. ― Тебе самой-то не надоело изображать безразличие? Это нелепо, и каждым днем становится все нелепее.

Увы, в этом он был абсолютно прав. Вчера, например, мы с ним просто ели индийскую еду и смотрели сериал, уютно устроившись на диване, как какая-то скучная парочка, прожившая вместе не один десяток лет. Мы гуляли вместе, ходили в кино и рестораны, целовались на прощание, и все под эгидой того, что по-настоящему мы не встречаемся. Нелепо, не то слово.

― А может, это тебе пора перестать изображать безразличие? Это ведь ты хочешь, чтобы между нами было что-то большее, чем то, что уже есть. Интересно, с чего бы это?

― Просто меня раздражает твое упрямство.

― Ты знаешь, как с этим покончить, Давид. Если ты, и правда, хочешь меня всю, как ты тогда выразился, сначала предложи взамен что-то равноценное. Кто знает, может, тогда и получишь то, что хочешь!

В этой войне каждый из нас без лишних вопросов понимал, что нужно другому ‒ признание в любви, словестное подтверждение чувств. И если мое нежелание говорить слова любви было вполне объяснимо, ведь он поспорил на то, что я влюблюсь в него, то почему сам Давид все еще молчит, я могла только догадываться.

И раз уж Давид так и не сказал мне, что любит (по крайней мере, трезвым), то с какой стати мне самой хоть в чем-то ему признаваться? С какой стати мне объявлять капитуляцию и первой прекращать эту бесконечную войну?

Да вообще ни с какой!

Вот и сегодня мы просто поцеловались на прощание, так и не сказав друг другу того, что мы хотели услышать.

Дома меня встретила мама. Она еще не слышала о том, что произошло, и мне пришлось самой все ей рассказать ‒ для нее эти новости стали громом посреди ясного неба.

― Неужели Коля мог взорвать машину вашего директора? Просто черт знает что! Я должна позвонить Косте, узнать, что там происходит вообще.

Меня так и подмывало сказать ей, мол, вот частью какой семьи она стала и все пыталась сделать меня. Но все же с трудом я удержалась от этих обвинений.

На звонок мой отчим так и не ответил, и о том, как именно обстояли дела у моего сводного брата, мы обе узнали только вечером, после того, как Рахметов-старший вернулся домой. Оказалось, что его посадили в изолятор временного содержания, но скоро должны были перевести в СИЗО. Обвинения против него уже были серьезными (хранение взрывчатых веществ ‒ от шести до восьми лет лишения свободы), но в ближайшее время могли стать еще серьезнее (изготовление взрывчатки, убийство, нанесение тяжких телесных повреждений и т. д.).

И все же мой отчим не терял надежды спасти своего сына от тюрьмы.

― Улики косвенные, да и вообще никакие не улики, ― Рахметов сел за стол, но так и не притронулся к еде, которую перед ним поставила моя мама. ― Нашли какую-то бутылку со взрывчатой смесью в его сумке (даже не при нем, а всего лишь в сумке!), и сразу заклеймили его этим Вандалом, и тут же… тут же повесили на него убийство директора! Я знаю своего сына. Он никому и никогда не причинил бы вреда. Мы наймем лучшего адвоката, и все сразу встанет на свои места!

Могла бы я рассказать ему, что чуть было не сделал его сын во время той вечеринки… но все-таки не сделала этого, отчасти потому, что не хотела шокировать маму, отчасти потому что пожалела своего отчима ‒ наверное, лучше ему было не знать, на что действительно был способен его дорогой Коля.

― Ника, так все это произошло при тебе? Что говорят у вас в школе? ― спросила мама.

Я выложила им все, что знала, все слухи, которые бродили среди других учеников, в том числе самые дикие.

Вернувшись в свою комнату, я хотела, было, позвонить подруге, рассказать ей обо всем, что происходило в последнее время в моей жизни, но тут снова увидела несколько сообщений от Артура. Парень напоминал мне о том моем обещании ‒ еще совсем недавно я говорила ему, что как только поймают Вандала, он будет первым, с кем я пойду на свидание.

Неудобненько вышло! Я рассмеялась про себя. Кто же знал, что этого маньяка действительно когда-нибудь поймают?

Пришлось мне перезвонить одному из самых настойчивых моих поклонников:

― Понимаешь, тут такое дело… Я бы сходила куда-нибудь с тобой, правда, но сейчас я вроде как… с Третьяковым! ― я закусила губу, с трудом сдерживая смех.

Конечно, я еще никому из одноклассников не говорила про Давида, старалась не целоваться с ним на людях, но ведь Артур и сам мог понять, что между нами что-то происходит.

После моего признания в трубке на несколько мгновений повисла тишина.

― То есть вы с Третьяковым начали встречаться? ― переспросил парень, и в его голосе мне почудилась напряженная нотка.

― Не совсем, но… да, что-то вроде того.

Мажор молчал еще какое-то время.