Красотки кабаре

Когда-то беспечного лейтенанта всерьез захватило новое, ранее неведомое чувство, которое условно можно было бы назвать чувством скоротечности жизни.

Какого черта! если вот-вот грянет война, а об этом сейчас рассуждают все европейские газеты, то и жить надо иначе, чем в мирное время, – быстро, решительно, полнокровно. Именно так вели себя граждане великих империй, например Рима, накануне полного краха.

Но почему женщины этого не понимают, почему они так веселы, беззаботны и не считаются с реалиями времени? Неужели потому, что где-то в глубине подсознания представителей каждого пола таится инстинктивное понимание своей природной миссии? Мужчины – это мимолетное воплощение оплодотворяющего начала, которое необходимо лишь на короткий промежуток времени, по истечении которого оно утрачивает свою природную значимость и может отмирать или уничтожаться. Недаром же самцы некоторых видов насекомых поедаются самками сразу после оплодотворения. А женщины – это носители непрерывного потока жизни, и для них имеет значение не время, но вечность. Время вынашивания и воспитания ребенка настолько велико по сравнению с мгновением оплодотворения, что первое можно считать бесконечно большим по отношению ко второму. Мужское начало – символ мимолетного удовольствия, женское – символ вечности жизни, так не в этом ли глубинном противоречии между мгновением и вечностью кроется источник женской неприступности?

Впрочем, упрек в неприступности адресовался Фихтером не женщинам вообще, а лишь Эмилии Лукач. Но ведь и самого лейтенанта можно было бы упрекнуть: а почему он жаждет любви именно этой женщины? Кстати, если он и впрямь ее любит, то и поступать бы должен был иначе – например, предложить руку и сердце…

В казино «Империал» он пришел не ради азарта, ибо рулетке предпочитал скачки, а за компанию с корнетом Хартвигом и его невестой – графиней Хаммерсфильд, которая обожала подобные развлечения. Именно корнет первым заметил Эмилию Лукач:

– И опять она рядом с этим русским штафиркой! Э, брат, да ты побледнел?

Ничего не ответив, Фихтер направился к тому столику, за которым играла фрейлейн Лукач. Она заметила лейтенанта лишь тогда, когда он уже сел напротив, – заметила и приветливо улыбнулась. Фихтер постарался изобразить ответную улыбку, но вместо нее вышла какая-то кривая усмешка. Сейчас все его чувства были обращены к сопернику, который заметно насторожился.

Когда-то, когда лейтенант еще не был влюблен, он вполне допускал возможность равноправного соперничества, с предоставлением права окончательного выбора даме. Но сейчас его возбужденная воинственность возмущенно отвергала такую возможность. Нет, только избавившись от проклятого русского, он сможет рассчитывать на полноценное внимание Эмилии! Какого черта этот Вульф ей что-то нашептывает? Какое он вообще имеет право с ней разговаривать? А, штафирка, ты ставишь на красное, ну а я поставлю на черное – и вдвое больше! Ага, ты выиграл и теперь поставил на черное – ну а я поставлю на красное!

Эмилия и Вульф с некоторым недоумением смотрели на бледного и сосредоточенного лейтенанта, который ставил фишки с такой решимостью, словно от этого зависело его будущее. Каждый раз он делал ставку прямо противоположную той, которую делали они, и каждый раз неумолимо проигрывал, но не смирялся, а вновь и вновь удваивал количество фишек.

Наконец они кончились. Фихтер подозвал служителя казино, достал бумажник и вручил ему несколько крупных банкнот:

– Еще фишек – на все!

– Не много ли вы проигрываете, лейтенант? – воспользовавшись небольшой паузой, поинтересовалась Эмилия. – Сегодня вам явно не везет.

– Вас это беспокоит, фрейлейн?

Она пожала плечами, но не успела ответить.

– Делайте свои ставки, господа!

Служитель принес лейтенанту гору новых фишек, и эта своеобразная дуэль продолжалась.

– Давайте ставить на числа, – вполголоса предложила Эмилия, наклонившись к Вульфу.

– Какая разница, – пробормотал тот, – он все равно будет продолжать ту же игру…

Действительно, Фихтер не унимался – и если Вульф ставил на «красное» число, то немедленно следовала ответная ставка на следующее по порядковому номеру число «черное». Впрочем, теперь оба проигрывали чаще, то и дело обмениваясь злобными взглядами – Вульф, видя перед собой откровенно раздраженного соперника, тоже поневоле начал злиться. С какой стати этот вояка ведет себя столь нагло?

Все это заметно озаботило Эмилию, которая опасалась громкого публичного скандала. Однако, попытавшись обратить все в шутку, она сделала это крайне неудачно:

– Вы, господа, играете с таким азартом, словно ставите на кон не фишки, а нечто иное!

И Вульф и Фихтер промолчали, но по этому озлобленному молчанию Эмилия смекнула, что невзначай выразила их общее настроение. И это ее возмутило – какая глупость! Неужели они думают, что ее предпочтение будет зависеть от количества выигранных или проигранных денег? Что за ребячество!