Кратер Эршота

Скоро перед нами встала огромная гранитная стена. Её острые чёрные шпили уходили высоко в небо, поблёскивая на солнце вечными льдами. Дымились снежными полосами глубокие пропасти и провалы. И нигде не было видно ни прохода, ни хотя бы чуть заметного перевала. Стоя на взгорье перед каменной громадой, мы молча смотрели на мрачную крепость, и надежда на благополучный исход путешествия таяла, как дым… Становилось страшно от одной мысли, что нам придётся идти по этим жутким скалам.

— Главный хребет, — проговорил, нет, скорее прошептал хрипло и трудно мой спутник. «Сдал и он», — подумал я. Но когда обернулся и посмотрел на него, понял, что ошибся. В глазах Сперанского горела все та же страсть.

— Ну, нет! — громко и уверенно сказал он, видно, поняв мои чувства. — Отступать поздно. Мы пройдём, пройдём, Никита Петрович. Не то прошли. Для нас дорога только вперёд! Назад пути уже нет.

О, что это был за поход! Мы спускались на верёвках в ущелья, карабкались со скалы на скалу, срывались, падали, но одолевали камень за камнем, гору за горой, поднялись куда-то в поднебесье, где стало трудно дышать не хватало воздуха, и мы садились отдыхать каждые десять минут. Затем начали не менее трудный спуск. Дни и ночи путались в моем сознании, но я не отставал и не жаловался. Раз как-то я оступился и упал. Сперанский шёл впереди и когда обернулся, я отстал уже далеко. Он вернулся и, ни слова не говоря, поднял меня и понёс. Понёс!.. Нет, тут я запротестовал, собрал свои последние силы и пошёл. И больше не отставал, ибо знал, что, если упаду, Сперанский не оставит меня, понесёт на себе — и тогда мы погибли оба. К счастью, этого не случилось.

Запасы наши кончались, а вместе с ними падали и силы. Я видел, как пошатывается мой друг, чувствовал сам головокружение и дрожь в ногах. Володя по ночам стонал в своём мешке, метался. Мы, как могли, старались приободрить друг друга. Иногда мой спутник за-ставлял себя смеяться в ответ на мои шутки. Но что это был за смех! Насильный, отрывистый, смеялись только губы, а глаза — глаза выражали физические страдания и скорбь.