— Здравствуй, Володя! — закричал ее далекий голое. — Ой, как я рада, что застала тебя! Только услыхала сообщение и сразу бросилась звонить. Неужели это правда, что ты послезавтра улетаешь?
— Правда, Нина.
— И ничего не мог сообщить! Как тебе не стыдно!
— Нельзя было. К тому же у меня нет твоего мурманского адреса.
— Ладно, не оправдывайся. Захотел бы — мог разыскать. Но я не обижаюсь. Знаю, тебе не до этого было.
— Я очень виноват, Нина.
— Вот еще, будем считаться. Скажи, вы вправду решили найти на Луне следы чужого звездолета?
— Мы все верим в это. Ты знаешь, может быть, даже узнаем что-нибудь о судьбе Платона Журко…
— Да, это было бы интересно, — задумчиво сказала Нина и вдруг спросила:
— Скажи, ты теперь, наверное, страшно загордишься?
— Что ты! Даже не думай.
— Знаю, знаю… Если бы не позвонила, так бы и не догадался попрощаться…
— Я часто вспоминал о тебе, Нина.
— Я тоже. И буду очень-очень ждать твоего возвращения. Можно?
— Можно, Нина. Мы же друзья с тобой…
Почему-то этот разговор оставил у Володи неприятный осадок на душе. Гуляя с Игорем по улице, он рассеянно отвечал на бесконечные вопросы брата, больше был занят своими мыслями. Нина любит его, это сразу видно. Но почему же он так равнодушен к ней? Милая, славная, чудесный характер. А он… Конечно, это просто свинство — нужно было разыскать ее. И зря соврал, будто часто вспоминал о ней. Тоже, захотел утешить! А на самом деле все мысли о другой. Смешно: все, кажется, встало на свои места, все определилось. Не для него Галя, это ясно. А он никак не может забыть о шей…
Под ногами похрустывал снег, крепкий мороз щипал уши. Эх, на лыжи бы сейчас! Чтобы свистел в ушах ошалелый ветер, чтобы лететь с горы в снежном вихре, забыв обо всем… Или на каток — где огни и музыка, песни и смех. Но времени остается мало! Предпоследний день на Земле, последние часы в Омске. И лыжи, и каток придется отложить до возвращения…
…На город опустились ранние сумерки, когда Володя занял свое место в кабине ракетоплана. Он летел в Москву, где должен был встретиться с остальными участниками экспедиции. Они пройдут по Красной площади, заглянут в Кремль. Потом прощальная пресс-конференция. Останутся последние сутки на космодроме и — долгожданный старт. Неужели все это действительно произойдет?
У Володи даже сердце сжалось. Может быть, виноваты две рюмки терпкого золотистого вина, которые он выпил на прощание с друзьями. А скорее всего — нелегкое расставание с родителями…
Отец крепился. Он только подозрительно часто покашливал и был непривычно суетливым. А мать не скрывала слез. Ее сухие, горячие пальцы сжимали руку Володи, словно она надеялась задержать сына.
— Береги себя, мальчик, — повторяла она. — Ох, и зачем все это нужно…
Володя заглянул в ее глаза, полные тревоги.
— Мама, а если бы я испугался, если бы отказался лететь, ты была бы довольна?
И мать ничего не ответила…
Взревели ракетные двигатели, и мощная машина послушно легла на курс. Через час она будет в Москве. Но Володе казалось, что он находится на борту космического корабля, что полет к Луне уже начался…
Старт в небо
— Как самочувствие, товарищ журналист? — спросил Костров. — Жив?
Володя через силу улыбнулся.
— Кажется, жив.
Он все еще не мог прийти в себя. Вот когда ему в полной мере пришлось почувствовать разницу между теорией и практикой! Кажется, он до мелочей знал обо всем, что произойдет. Сорок секунд на вертикальный взлет, тройная перегрузка. Потом пятиминутный разгон по криволинейной траектории — и двигатель выключается. А дальше будет состояние невесомости, о котором он столько мечтал…
Но когда Никитин лег в плотно облегающее кресло, когда в наушниках застучал метроном, отсчитывая последние секунды перед стартом, мгновенно исчезли и знания, и способность рассуждать. Такое чувство бывает иногда перед трудным экзаменом, когда переступаешь порог кабины электронного «профессора» — из всех книжных премудростей остается одна классическая цитата: «Я знаю только то, что я ничего не знаю…» Правда, на экзамене спокойствие возвращается быстро. Зажигается на экране первый вопрос, и все становится на место. Пальцы привычно бегут по клавишам, и нет никакого сомнения, что увидишь зеленый огонек, знак верного ответа. А сейчас все было гораздо сложнее…
Бесстрастный голос Чумака привычно ответил: «Есть пуск!» Все нарастающая тяжесть властно вдавила в кресло, и сознание Володи заполнила одна мысль: он летит! А потом не стало и этой мысли. Перед глазами заплясали радужные круги, зыбко закачалась черная пелена. Володе показалось, что он теряет сознание. Не было никакого сравнения с тренировками на центрифуге, на роторе, на вибростендах. Пусть тогда перегрузки было гораздо больше — зато отсутствовал самый важный, психологический фактор…