Едва он это произнес, как лампы тотчас оказались в тонких пальцах Бабакина. Судя по всему, они полностью завладели его вниманием — докладчику на время пришлось замолчать.
— Да… — думая о чем-то своем, сказал Бабакин.
Одна лампа сферической формы, отсвечивавшая изнутри серебристым покрытием, особенно его заинтересовала.
— Да… — он повторил ни к чему не обязывающе.
Синица перечислил все технические характеристики ламп.
— Вот только, — в заключение сказал он, — ни одна из них по техническим условиям не выдержит перегрузок, которые выдали прочнисты, по-моему, как всегда с гарантированным запасом.
Бабакин посмотрел на понравившийся ему образец, сжал его, передав ему как бы тепло своей руки, положил его на стол и равнодушно спросил:
— А что именно не выдержит?
— Крепление, как говорят, баллона с цоколем.
— Ну и что? Это не должно пугать. Лампе работать на Луне, а там, как известно, абсолютный вакуум. Даже если баллон не только сломается, но и испарится, лампа на Луне должна работать. Если, конечно, дело будет только в креплении баллона с цоколем.
Так рождались идеи…
Тут я хочу остановить ваше внимание на одном вопросе, который поможет лучше понять обстановку в институте тех лет. Да и все последующие годы работы Бабакина. Вспомните фразу: «Никто бы более рассудительный за такую работу в таких условиях не взялся бы». Сказано точно и верно. Уже тогда в Бабакине проявился, как назвали это значительно позднее, «риск конструктора», оправданный, добавим, риск, без которого дерзающий конструктор может превратиться в ремесленника «от сих до сих»… Бабакин, принимая сложное задание, верил, конечно, не только в себя, но и в коллектив, с которым работал. Он знал, что выдаваемые им идеи не будут слепо взяты на вооружение. Отнюдь, они будут приняты лишь после нелицеприятных, если это окажется необходимым, столкновений и борьбы мнений. Так уж случалось, что всегда рядом с ним оказывались люди, имевшие свою точку зрения и умевшие ее отстаивать, если этого требовала ситуация, дело. И тогда и позднее все важные решения будут приниматься в споре, в борьбе.
Произошло отчасти и естественное смещение интересов Бабакина. Помните: «Он ставил перед нами общую задачу». Так требовало время и его новое положение Главного — с паяльником он сидел уже крайне редко, да и то, наверное, скорее из чувства товарищества к старым своим сотрудникам. Другие заботы одолевали его: он создавал систему, он обеспечивал, он организовывал, он теперь и начальник СКБ института, и главный его конструктор. А время, между прочим, было непростое, самых необходимых измерительных приборов, да что приборов, простого монтажного и проверочного инструмента не было. Паяльники, тестеры, изоляционные трубки… Список дефицита можно продолжать и продолжать.
В сфере внимания Бабакина вопросов множество. И все же он мог прийти к конструктору, выкроить из своего уплотненного бюджета времени, практически из двухсменной работы, минуты, а если нужно и часы, чтобы не просто из любопытства посмотреть, как тот чертит какой-то клапан, а с тем, чтобы обсудить достоинства и недостатки создаваемого узла.
«Какой-то клапан… Бабакин и клапан… что ему этот клапан?» — вспоминая те годы, риторически восклицает один из его сотрудников. И сам себе отвечает: «Но ведь на этом клапане висела надежность всей системы».
Так будет всегда. Ни одно ответственное испытание, ни один важный агрегат не минуют его, если они действительно «ответственные» или «важные» и если от них напрямую зависит конечная цель эксперимента.
…Пухлые тома проекта зенитной ракеты — смело можно сказать: одной из первых отечественных зенитных ракет — не лежали без движения на зеленом прямоугольнике стола, за которым заседали члены Государственной приемной комиссии. Они передавали их друг другу, листали, находили нужные страницы, о чем-то говорили вполголоса, чтобы не мешать докладчику, вот уже второй час рассказывавшему о проделанной работе. Развешанные вдоль стены графики, схемы, таблицы всесторонне подтверждали вывод, который вытекал из доклада Бабакина, — построение зенитного управляемого комплекса с заданными характеристиками вполне возможно. К сожалению, проект остался проектом.
Именно в эти дни и произошла непреднамеренная, можно сказать, случайная встреча Бабакина с Сергеем Павловичем Королевым. Первая встреча.
Сергей Павлович слушал внимательно выступление Георгия Николаевича и, уяснив не только объем и уровень работы, проделанной коллективом, но и личную роль в этом Бабакина, наклонился к своему заместителю, сидевшему слева:
— У него есть искра божья!
Пройдут годы. И когда С. П. Королев будет принимать ответственное решение о передаче в КБ Бабакина ряда тем своей обширной космической тематики, он повторит и несколько разовьет эту фразу. Он скажет:
— У него есть искра божья! Ему можно доверять!
С 1949 года и характер и масштабы деятельности Георгия Николаевича стали иными. В круг его интересов как конструктора попали теперь вопросы развития отечественной авиационной и ракетной техники.