Самый знаменательный успех Новой гвардии последовал в начале 1932 г. Один из ее офицеров верхом на лошади, взмахом сабли разрезал красную ленточку на открытии моста Харбор-Бридж, опередив премьер-министр Джека Ланга с его ножницами. Это был театральный жест, но он пришелся к месту в то время, когда демагог Ланг позволил себе игнорировать принятый новым федеральным правительством закон о приведении в действие механизма долговых платежей, а уличные беспорядки создавали атмосферу общественной истерии. И когда в мае 1932 г. состоялся многочисленный митинг протеста против смещения Ланга с должности, предпринятого губернатором штата, тот ушел спокойно: «Надо уходить, я больше не премьер, а свободный человек». К власти пришла коалиция Партии единой Австралии и аграрной партии, оставив лейбористов Ланга в качестве официальной оппозиции, а официальную Лейбористскую партию без единого места в парламенте Нового Южного Уэльса.
Восстановление экономики началось с роста экспортной торговли и восстановления производства, и тому и другому способствовал низкий курс местной валюты. Состоявшаяся в 1932 г. в Канаде имперская конференция по торговле снизила размер пошлин для британских импортных товаров в обмен на увеличение доступности британских рынков для австралийских товаров. Стабилизировался государственный иностранный долг, в промышленный сектор стал снова поступать частный капитал, вокруг центров металлообрабатывающей промышленности в Новом Южном Уэльсе и Южной Австралии началось значительное строительство. Однако занятость отставала от роста производства, и даже в конце 1930-х годов 10 % рабочих не были трудоустроены. Увеличение заработной платы также шло медленно, и только после того, как восстановилась численность профсоюзов, они смогли внятно предъявить свои требования.
В ходе этих событий безработные превратились в индустриальных бойцов. Большей частью молодые, они смогли устроиться на тяжелую физическую работу в горнодобывающей промышленности, на транспорте, в строительной и тяжелой промышленности, где направили свой организационный пыл на то, чтобы добиваться повышения заработной платы, улучшения условий и безопасности труда. Их прежний опыт сыграл свою роль. Они были бойцами за классовые интересы, увязывая насущные проблемы жизни рабочих с беззаконием капиталистической эксплуатации и порождаемыми ею империализмом, фашизмом и войной. К концу десятилетия коммунисты занимали ведущее положение среди шахтеров, портовых и железнодорожных рабочих и моряков, металлистов и более мелких профессиональных групп. Радикализация профсоюзов стала долговременным следствием Великой депрессии.
Смягчение физических и социальных последствий Депрессии потребовало больше времени. Рождаемость упала до беспрецедентного уровня, иммиграция возобновилась только в конце десятилетия, рост населения замедлился. С другой стороны, младенческая смертность также упала, а здравоохранение улучшилось. Меньшее число детей, большие периоды между родами, более рациональное вскармливание младенцев отразили углубившееся влияние государственных мероприятий и медицины на семью, показали возросшее внимание домохозяек к питанию, гигиене и быту. В то же время смена привычных ролей в семье, происшедшая во время Депрессии, когда мужчины чаще оставались дома, а женщины работали (поскольку женская занятость восстанавливалась быстрее и характеризовалась большей стабильностью), не сократила домашних обязанностей женщин и не ослабила мужскую приверженность привилегиям главного кормильца.
После войны австралийские феминистки стремились расширить гражданские права. Они настаивали на более широком участии в общественной жизни и на равенстве на рабочих местах. Вместо того чтобы обеспечивать всем взрослым мужчинам заработок, достаточный для всей семьи, — механизм, в котором одна из представительниц Лейбористской партии усмотрела отношение к женщинам и детям как к «придаткам мужчин», — было бы лучше дифференцированно подходить к нуждам домохозяйств и дополнять заработок прямой поддержкой семей со стороны штата. Те, кто выступал за увеличение социального обеспечения, порой использовали жесткую военную риторику. Они сравнивали обстоятельства деторождения с опасностями битвы и взывали к рыцарским чувствам нации воинов. Подчеркивая вклад матерей в развитие страны, они также участвовали в международных форумах, утверждавших принципы всеобщей женской солидарности, и энергично критиковали варварское обращение с женщинами-аборигенками и детьми.