Тротуар дышит зноем, и кажется, что он специально сделался вязким, будто глина или пластилин, что он специально пытается меня притормозить. И точно, я правильно делаю, что не спешу. Не успеваю пройти несколько шагов к заветной двери интересующего меня здания, как рядом с этим домом останавливается серый джиповый "Лексус". Из машины появляется известная личность - это Евгений Иванович, сибарит с блестящей гелевой головой. Он тоже направляется к уже знакомой двери.
"И что там, медом намазано?" - с любопытством думаю я.
Здание, неожиданным образом привлекшее наше обоюдное внимание, как и всё, что находилось в историческом центре города, оказалось невысоким, трехэтажным, с арками и маленькими колоннами. Наверное, принадлежало до революции какому-нибудь князю или графу, председателю дворянского собрания. Сейчас здесь разместилась гостиница "Смоленская Плаза", по крайней мере, так гласила вывеска, висевшая у входа.
Я пытаюсь разобраться что к чему. Значит, Лиза встречается с Евгением Ивановичем? Не с Иваном? Выходит, не зря у неё блестели глаза при виде директора во время презентации, а я не придал тогда этому значения, думал о себе, о Кравчуке. Самовлюбленный идиот!
Солнце припекает, нагревая затылок. Глупо топчусь у входа, не решаясь что-нибудь предпринять - заходить внутрь не имеет смысла. Звонить Степе? Я нащупываю мобильник в кармане, но пальцы разжимаются, и снова чувствую себя так, точно у меня связаны руки. Позвоню Соснину, настучу на Лизку и что? Что будет взамен? Автомобильная резина?
Повернувшись, вяло бреду по расплавленному асфальту назад к машине. Степан нормальный парень, но звонить ему я не буду, ибо подглядывать в чужую замочную скважину - работа не для меня. Ни бесплатно, ни за плату.
7.
Дни летят за днями, недели сменяют одна другую. На Лизу не обращаю никакого внимания. После моего случайного открытия я исподтишка наблюдаю за ней. Мне хочется понять: не изменилось ли что-то в этой девушке, а если изменилось, то в какую сторону - лучшую или худшую. Однако она ведет себя как обычно: любезничает с Кравчуком, ездит на презентации, курит в перерывах с неизменной усмешкой на лице. Рядом с ней всегда её подруга Алена, как верный оруженосец или преданная дуэнья. Временами мне кажется, что Василькевич специально научилась курить, чтобы составлять Лизе компанию.
Со мной Лиза держится ровно. Я ничем не привлекаю её внимания, да и чем могу? Мне не составить конкуренцию Евгению Ивановичу или тому же Кравчуку. Я примитивное существо. Белковое тело.
Тем не менее, кое-что приятное случается и в моей жизни. В частности, довольный собой, заключаю договор с Евгением Ивановичем на печатание и распространение в метро постеров, хотя наш банк выглядит на них не лучшем образом. По крайней мере, мне так кажется.
Некие улыбчивые люди - молодой человек с девушкой, призывают воспользоваться вкладами под высокий процент. Молодой человек и девушка белоснежно улыбаются, демонстрируя хорошие зубы и мне издалека кажется, что это реклама не банка, а клиники-стоматологии. Их ровные и красивые зубы, будто прошедшие процедуру отбеливания, отвлекают, заставляют вспомнить меня о неизбежных походах к зубному врачу, а не о пользе вкладов.
Но вообще-то, это не мое дело. Лица, изображенные на плакатиках, или цвет текста, размер шрифта, общая композиция, не составляют предмет моих забот. Это дело художников-дизайнеров, тех сотрудников, кто утверждал макет постера. Вот с них пусть и спрашивают!
Как-то приехав на работу в своем "Шевроле Круз", решаю, что пора спуститься в метро и проверить, как постеры выглядят на стенках вагонов - видно ли их, не низко ли они наклеены, бросаются ли в глаза. Кто-то может посмеяться над моими опасениями, над излишней заботливостью, а кто-то может рассуждать, мол, заключил договор, а дальше хоть трава не расти - не твоё это дело. Но было нечто, что меня безотчетно тревожило - это возникшее из ниоткуда чувство реального кидалова, обыкновенной разводки.
Идти в метро никак не хочется, ведь я знаю наперед, что там ожидает любого: жара, духота и грязь. Невольно оглядываюсь на свою машину, словно она может спустить меня вниз, обдувая прохладными струями кондиционера и отгородив от пассажиров подземки стеклами салона. Но нет, такой возможности у неё нет.
С огорчением вздыхаю и отправляюсь вниз на длиннющем эскалаторе. Резиновая лента в одном месте неприятно скрипит, как будто из последних сил сопровождая движущиеся металлические ступни. Замечаю, что она потихоньку отстает, похожая на выдыхающегося перед самым финишем марафонца. Вместе с ней отстаёт и моя рука, держащая поручень чуть впереди тела. Она постепенно сползает назад, и я переношу руку вперед, опуская ладонь на теплую резинку. Ладонь снова начинает съезжать, что кажется мне дурным знаком.