То, что здесь сделана эта медицинская тотальная монополия – это хуже, чем контроль над ценами, – это уничтожение цены! Попадая в эту черную дыру, все эти миллиарды перестают быть деньгами в широком смысле – как не были они ими и в СССР. Система бездонна – способна проглотить совершенно неограниченные средства.
Интересно, что (до последнего разве что времени) советское здравоохранение работало куда лучше, хотя часто оказывалось, что было оно не совсем уж совершенно бесплатным. Но мне везло: попадал все больше на каких-то интеллигентных и преданных делу людей. (Эх, где ты, доктор Котиков!)
Я часто думаю, почему лучше: наверно, каждая такая система начинает неплохо, но потом, в соответствии с законом о нарастании хаоса, начинает плохеть. Кроме того, когда все это происходит на фоне тотально командной экономики, которая вырабатывает какие-то паллиативы, вроде окриков из райкомов и надзирающих инстанций, то это хоть как-то, пусть убого, но пытается компенсировать отсутствие конкуренции. Здесь же, посреди этого рыночного океана, непривычные к командным методам британцы на этом острове победившего социализма просто теряются…
Но результат налицо: не работает система и работать не будет. И это тем более обидно, учитывая, что в стране немало специалистов высокого класса, в том числе хирургов. Если диагноз очевиден (тот же инфаркт, например, или шунтирование необходимо) и ты вовремя окажешься в «правильной» больнице, то могут и жизнь спасти, прооперировать вполне мастерски. Один мой приятель недавно перенес такую операцию, и вроде все удачно сложилось. Но и то местные газеты пишут о «лотерее» – в одних больницах после такой хирургии смертность выше в несколько раз, чем в других.
В большинстве стран Европы действуют иные системы – медицинского страхования. Ты платишь некую не слишком большую часть своей зарплаты каждый месяц – такую, чтобы любой мог себе позволить. Ну и минимум какой-то в отдельных случаях доплачивают из своего кармана – чтобы не было соблазна просто так по врачам и больницам шастать. (Кстати, что-то как раз подобное и существовало в Англии до рождения NHS.)
Так что процентов так девяносто с лишним прекрасно обеспечены, имеют право выбора. А потому и врачи и больницы – частные между прочим – вынуждены стараться. И улыбаться. И соблюдать клятву Гиппократа и так далее.
Вот почему так легко поверить в то, что обладавший даром провидения Кейнс все это знал заранее и умер от огорчения.
Но в действительности, скорее всего, это лишь легенда. Потому что тогда с британским населением, столь отважно, столь непоколебимо выстоявшим в страшной войне, что-то такое случилось. Довольны все вроде были и лично Черчиллем, и его правительством. Но вдруг смертельно захотелось перемен.
Идея создания NHS пользовалась такой широкой, такой горячей поддержкой, что против нее не осмелились высказаться даже консерваторы. И даже Кейнс молчал.
Человек, написавший о социалистической командной системе, что она основана на теории, «ошибочной с научной точки зрения, не имеющей никакого практического применения в современном мире».
Невероятные приключения странного чека
Россия пропустила целую финансовую эру, перейдя от не совсем полноценных «деревянных» рублей, через короткую, но бурную эпоху чемоданов наличности, прямо во времена пластиковых денег. Пропущенный период – это время индивидуальных чеков и так называемых индоссаментов, длившееся на Западе несколько веков. Впрочем, и Россия до революции успела попробовать, что это такое, и в детстве мы читали у классиков про подделанные подписи на чеках, украденных шалопаями у дядюшек, или – о сладкий сон! – о том, как дают «картбланш» – незаполненный, но подписанный чек, в котором получатель может проставить любую сумму.
Но это было так давно, что историю о приключениях одного сомнительного чека придется поместить куда-нибудь в Америку. Ну вот, представьте себе небольшой провинциальный городок, в который приезжает на ночь глядя никому не известный, но очень прилично одетый человек. Он стучит в дверь местного лавочника и умоляет его продать ему – срочно – большой запас еды, свечей, веревок, рюкзаков и так далее. Он готов заплатить вдвое – но только чеком. И вот непроспавшийся лавочник принимает от незнакомца чек на пятьдесят, скажем, долларов.
На следующее утро незнакомца и след простыл, а лавочник совершает так называемый индоссамент – ставит на обороте чека свою подпись, принимая на себя тем самым ответственность за его подлинность. Потом он отправляется с ним к соседу и покупает у него посудомоечную машину – расплачиваясь этим же чеком. Затем, также расписавшись на обороте, торговец бытовой техникой платит чеком за ремонтные работы. Рабочий идет все с ним же покупать подержанный телевизор. В итоге последний, десятый в цепочке, приходит опять к тому же лавочнику и опять же покупает у него товару на 50 долларов – за все тот же чек.