Краткая история Франции

То, что теперь обычно называют Утрехтским договором, на самом деле представляло собой целый ряд соглашений, в которых после европейской смуты, продолжавшейся одиннадцать лет, Франция и Испания пытались снова урегулировать свои отношения с соседями. Договор признавал Филиппа V королем Испании, но взамен Филипп был обязан отказаться от всех прав на французский престол для себя и своих потомков. Франция сохранила, более или менее, свои существующие европейские границы, но за Атлантическим океаном потеряла Ньюфаундленд и Новую Шотландию. Император Карл воевал до 1714 г., и окончательный мир подписали без него. В основном в его интересах последние двенадцать лет шла большая война, а дистанцируясь от миротворцев, он нанес своей империи серьезный ущерб. Во время долгих переговоров в Утрехте интересы империи не игнорировали полностью, но, поскольку они существенно противоречили интересам Франции, бурбонской Испании и Республики Соединенных провинций, а Англии по большому счету было все равно, их, естественно, отодвигали на второй план. Например, Карла вынудили отказаться от Испании. Тем не менее, когда переговорщики разъехались по домам, под управлением Карла осталась не только его империя, но и католические Соединенные провинции, Милан, Неаполь и Сардиния. Едва ли у него были основания жаловаться, однако, применив некоторые дипломатические усилия, он, наверное, смог бы добиться и большего.

Что же касается испанского трона, то он, конечно, являлся самым главным вопросом, изначальным casus belli[100], причиной гибели сотен тысяч людей на двух континентах. Разумеется, Филипп V сохранил Испанию за собой, император Карл оставил ему страну. Правда, Королевство Испания заметно подсократили, но Филипп наверняка не сожалел о потере Соединенных провинций, которые долгое время камнем висели на шее Испании. В любом случае он получил компенсацию. Он сохранил испанские владения в Америке, а с ними и все богатства, которые те давали, а его право на корону больше никто не оспаривал – с того момента и последующие тридцать лет.

Людовик XIV, который в последние годы правления явно страдал диабетом, умер от гангрены в Версале 1 сентября 1715 г., за четыре дня до своего семьдесят седьмого дня рождения[101]. Наступил конец целой эпохи: во Франции совсем немногие могли помнить правление его отца. В культуре это был Золотой век: век великих французских драматургов – Корнеля, Расина, Мольера, философов, таких как Паскаль, и моралистов – Ларошфуко и Лабрюйера, писателей – Сен-Симона и мадам де Севинье; художников, вспомните Пуссена или Клода, архитекторов уровня Мансара и создателей выдающихся садов – Ленотра, например. Однако у этой медали была и обратная сторона: даже младший современник Людовика герцог де Сен-Симон писал, что, когда король-солнце умер, «страдающие от разорения и упадка провинции трепетали от радости. Разоренный, притесняемый, несчастный народ, скандально ликуя, возносил благодарности Господу за освобождение, о котором все страстно мечтали». Распространилась популярная молитва: «Отче наш в Версале, уж не святится имя твое, прекратилось царствие твое, и нет воли твоей ни на земле, ни на небесах. Дай нам хлеб, которого нет…» К 1751 г., когда Вольтер написал «Век Людовика XIV» (Le Siècle de Louis XIV), уже немногие историки поминали добрым словом короля-солнце. Даже сам Версаль признавался ужасной ошибкой: вырождение дворянства вследствие переезда ко двору и ослабление его до полного бессилия нанесло смертельный удар органам управления в провинциях. Более того, неискоренимая расточительность Людовика дважды (в 1690 г., а потом в 1709-м) довела Францию до такого состояния, что ему самому приходилось наблюдать, как его золото, серебро и даже трон расплавляли в слитки.

Однако культура в конечном счете, должно быть, важнее экономики, а французское наследие эпохи Людовика XIV принадлежит к самым блистательным достижениям всего мира во все времена. Конечно, никакую культуру нельзя отнести на счет одного человека или приписать единственной причине, однако тот факт, что две высочайшие точки культурного расцвета во Франции по сей день совпадают с периодами правления двух самых великолепных французских королей, Франциска I и Людовика XIV, неизбежно наталкивает на мысль о существовании определенной закономерности – блеск великих монархов может каким-то образом обогащать и стимулировать гений их подданных. Людовика, обязанного своей славой исключительно собственному положению, нельзя, наверное считать великим человеком, но нет сомнений, что сила характера, энергичность и непоколебимая уверенность в себе сделали его великим королем. Он поднял свою страну на такой уровень, какого она не достигала ни при каком другом монархе. Никогда в истории Европа не видела подобного величия и великолепия, да вряд ли увидит и в будущем.

12. Письмена на стене. 1715–1789