Краткая история Германии

Федеральное правительство использовало возможности маневра в распределительной сфере, чтобы действовать в области социальной политики почти по-революционному. Федеральный закон о снабжении от 1950 г. помог 3 млн. человек, потерпевшим ущерб от войны. Принятый в 1952 г. закон о возмещении ущерба начал беспримерную до тех пор передачу имущества населению в виде компенсации тем, кто понес материальные потери из-за войны, изгнания и экспроприации в Восточной и Центральной Германии.

Федеральный закон об изгнанных, закон об организации предприятия, федеральный закон о компенсации, пенсионная реформа, продолжение выплаты заработной платы в случае болезни, детские пособия — иначе говоря, социальное государство, существующее сегодня, возникло в эру Аденауэра, в то время, когда верили в безграничный рост экономики и возможность финансирования социального государства на все времена.

Внутренняя стабильность немецкой демократии была тесно связана с «экономическим чудом» и социальной политикой 50-х годов. Западногерманское население насчитывало 47 млн. человек. Десять миллионов изгнанных из восточных областей, Чехословакии и Венгрии были интегрированы, так же как позже — еще 3 млн. беженцев из ГДР. Хотя и существовали как лево-, так и правоэкстремистские партии, они не имели серьезных шансов в условиях сильного влияния процессов демократизации в Федеративной Республике, вызванной экономическими причинами. Лозунг «Бонн не Веймар» стал формулой успеха народа, претерпевшего просто-таки загадочные изменения на протяжении полувека. Страсти, фанатизм, эпилептические судороги Веймарской республики, 22 млн. голосов, которые смогли собрать коммунисты и национал-социалисты еще на мартовских выборах 1933 г., — все это, казалось, провалилось в тартарары. На месте прошлого возникла Боннская республика — без страстей, разумная, довольно скучная и на диво стабильная. Два лозунга, под которыми христианско-демократический канцлер Конрад Аденауэр и его успешный министр экономики Людвиг Эрхард выигрывали одни выборы за другими, гласили: «Благосостояние для всех» и «Никаких экспериментов». Граждане были сыты политикой — «скептическое поколение», диагностировали социологи, — и уходили в свое вполне заслуженное частное счастье, вкладывали средства в покупку собственных домов, автомобилей «фольксваген» и путешествия на Майорку, а государство предоставили патриарху из дворца Шаумбург[76]. Представители культуры Западной Германии, от литературного объединения «Группа 47» до издателей таких определявших общественное мнение журналов, как «Шпигель» или «Цайт», в своем значительном большинстве ощущали себя духовной оппозицией государству, которое казалось им тупо материалистическим и проникнутым тенденциями к реставрации. В этом, собственно, не было ничего нового — культурная сцена Веймарской республики, как и авангард эпохи империи, чувствовала себя точно так же. Да и вообще, противоречие между «духом» и «властью» кажется основным мотивом европейского модерна. Но при ретроспективном взгляде ошеломляет, насколько бессильными и эпигонскими предстают культурные явления Федеративной Республики по сравнению с Веймарской республикой. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что литераторы, например поэт Пауль Целан или романист Гюнтер Грасс, слишком часто эмигрировали из восточной части Европы.