Вильгельм II во многих отношениях воплощал дух новой эпохи. Представляя собой полную противоположность своему деду Вильгельму I, он был человеком, позировавшим перед обществом, блестящим и производившим впечатление. Студентом в Бонне он усвоил, что знание — сила, кадетом в Потсдаме обрел склонность к ярким армейским атрибутам и прославлению Пруссии. Человек с блестящими дарованиями, феноменальной памятью и острым умом, но воспитанный в атмосфере крайнего ханжества и настроенный романтически до абсурда, к тому же испытавший душевную травму из-за искривленной руки и влияния властной матери, — таков был новый император. Оставаясь и на посту главнокомандующего надменным вечным кадетом, мечтателем, влюбленным в технику, основывавшим большие научно-исследовательские институты и предпочитавшим одеваться наподобие Фридриха Великого или «великого курфюрста», этот человек играл многочисленные роли, но не имел определенной идентичности. Вильгельм II являл собой ходячий символ народа, над которым он властвовал.
Его вступление на престол в 1888 г. означало новый этап в истории Германской империи. Символическая смена скромного Вильгельма I, чувствовавшего себя всецело прусским королем и ненавидевшего императорскую горностаевую мантию, его внуком, любившим роскошь, экзальтированным и романтичным, совершенно вне исторического контекста видевшим себя преемником средневековых кайзеров, соответствовала коренному изменению настроений в государстве. Кто-то может объяснить это экономическими переменами. После десятилетий свободной торговли, которая была одним из важнейших догматов веры либеральной буржуазии, с середины 70-х гг. XIX в. представители западногерманской тяжелой промышленности потребовали введения таможенной защиты от конкуренции зарубежных товаров. Ввиду возраставшего во всем мире перепроизводства зерна к этому требованию присоединились и остэльбские землевладельцы. В результате долгой публицистической и парламентской борьбы возобладали протекционистские интересы и стоявшие за ними политические и общественные силы. Буржуазный национал-либерализм, в первое десятилетие существования рейха опора политики Бисмарка, все более оттеснялся в оппозицию; на передний план выходили консервативные партии. Так, несмотря на растущий экономический вес, либеральная буржуазия теряла политическое влияние, в то время как остэльбские аграрии, опиравшиеся все еще на дворянское землевладение, приобретали более важную не только политическую, но и общественную роль вопреки снижению своего экономического значения.
Наряду с этим шло усиление внутриполитического значения армии, и без того свободной от парламентского контроля и подчинявшейся только суверену. Она рассматривала себя как единственного гаранта государства и монархии, причем от посягательств не только внешнего, но и внутреннего врага, т. е. социал-демократов, католиков и либералов. В результате оказалось, что образ прусского военного возобладал в общественном сознании над буржуазным либерализмом. Гражданская добродетель образованной и имущей буржуазии — столь важная для германской истории XIX столетия — теряла свой эталонный характер, а уважение завоевывали манеры говорить и держаться, свойственные прусскому гвардейскому лейтенанту. Конечно, в немецкой провинции, прежде всего в резиденциях и бюргерских городах «третьей Германии», а именно в Южной Германии, сохранились более простые бюргерские нравы первой половины века, но немецкое самосознание определялось возраставшим политическим значением прусской триады: «императорский двор, двор имения и двор казармы». К сказанному добавлялась высокая оценка населением армии (со времен объединительных войн) — она была гордостью нации. Такое уважение к армии переносилось на каждого военнослужащего и повышало его репутацию в социальном окружении. Поэтому всеобщая воинская повинность ощущалась не как тягота, а как награда и социальный шанс. Оружие и военную форму идеализировали, окружая романтическим блеском, который усиливали в литературных произведениях и периодике, за исключением некоторых либеральных и социалистических газет. В гражданской жизни также считалось важным пройти «служение в армии». Чиновники и учителя обретали самосознание на основе статуса офицеров запаса и переносили нормы, усвоенные в армии, на ведомства и школы. Нельзя было избежать влияния «духовного милитаризма» на формирование политических оценок — сначала у подданных, потом и у правящих.