Краткая история Лондона

В Лондоне результатом этих настроений стали сомнения, готова ли столица принимать все возрастающее число иммигрантов без резкого раздражения уже живущих в ней горожан. Всеобщее внимание привлекла книга архитектора Джона Гвинна «Как улучшить Лондон и Вестминстер» (London and Westminster Improved; 1766), автор которой сетовал на отсутствие планирования в перенаселенном и продолжавшем расти Вест-Энде. Несмотря на популярность принятых методов застройки, автор предостерегал против «бездарного использования… столь ценной и желательной возможности». Новый Лондон был «неудобным для жизни, далеким от элегантности и ни в малейшей мере не претендующим на величавость или блеск». Гвинн вторил Стюартам, призывая «положить надлежащие пределы этой лихорадке, которая словно бы охватила сообщество строителей, и не позволить им расширять город с той же ужасающей скоростью, с какой они… продолжают делать это и сегодня». Другой автор, коммерсант и благотворитель Джонас Хенвей, писал о некогда живописных сельских окрестностях Лондона, что теперь «и вид, и запах их внушают отвращение, а стоящие тут и там печи для обжига кирпича похожи на рубцы от оспы».

Ламентации Гвинна были услышаны, и на этот раз зашевелились даже медлительные приходские власти Мидлсекса. В 1760–1770-х годах было проведено около сотни актов об «улучшении» Лондона, в основном касающихся охраны порядка, работных домов для бедноты и комиссий по мощению улиц. В 1762 году был принят радикальный Акт о мостовых Вестминстера. Члены учрежденной этим актом комиссии отвечали за поддержание в порядке стоков, уборку и освещение всех улиц к западу от границы Сити – ворот Темпла. Для защиты пешеходов должны были прокладываться каменные бордюры, а для отвода дождевой воды – сточные желоба. Были даже отдельные акты, направленные против «достойного осуждения и недопустимого» состояния площади Линкольнс-Инн-филдс, превратившейся в «приют попрошаек и воров». Необходимость вмешательства короны говорила о бессилии местных властей Лондона.

Новый Вестминстерский мост побудил местную комиссию продлить улицу Уайтхолл через старые дворцовые ворота на нынешнюю Парламент-сквер. Даже в наши дни Уайтхолл официально заканчивается на Даунинг-стрит. Кроме того, была проложена поперечная улица, связавшая новый мост с Сент-Джеймс-парком. В сердце Вестминстера начинало вырисовываться что-то похожее на правительственный квартал.

Открытие двух новых мостов наконец простимулировало строительство на южном берегу реки. Здесь инспектор Сити Роберт Милн в 1771 году планировал застроить заболоченные поля Ламбета просторными домами, в противовес «хаосу и наемным домам» старого Саутуорка. Он первым, если не считать Кристофера Рена, высказал предложение разбить круговую площадь с обелиском – Сент-Джордж-серкус. От этой транспортной развязки улицы-спицы, прямые как стрела (Рен бы порадовался), должны были расходиться в Вестминстер, Блэкфрайарс и к лондонским мостам.

Лондонские градостроители, однако, восприняли план Милна примерно так же, как Альфред Великий – римский план города: как грубый черновой вариант. Вдоль радиальных улиц Милна протянулись ряды террасной застройки, в разных местах было даже разбито несколько площадей, например Вест-сквер и Тринити-Чёрч-сквер. Но южная часть Лондона слишком долго ждала своего часа. Площадь и обелиск сохранились до наших дней, но форма площади была искажена по сравнению с первоначальным планом, а схема развязки значительно упростилась. Южному берегу не суждено было стать достойным соперником северного в качестве сердца мегаполиса.

Акт о строительстве 1774 года

Самым явным признаком зарождения нового подхода к Лондону стал Акт о строительстве 1774 года – детище Данса и Тэйлора из Сити. Акт изменял правила, введенные после Великого пожара и пересмотренные в 1707 и 1709 годах, и вводил очень строгие нормы. Документ предусматривал для домов террасной застройки четыре «класса»; особые правила регулировали размеры, общие стены, материалы и противопожарные меры. Наружные деревянные конструкции и детали допускались только вокруг дверей, а во всех остальных местах запрещались. Каждая улица должна была выглядеть одинаково – различия допускались только в размере домов, перед каждым из которых предусматривалась площадка для хранения угля, а также для того, чтобы в комнаты слуг попадал свет. За домом должна была располагаться полоска двора с хозяйственными постройками. Самый скромный из вариантов был миниатюрной версией самого роскошного, и эти правила теоретически должны были применяться даже для самых бедных слоев населения.