Краткая история мифа

Логос принципиально отличается от мифологического мышления. В отличие от мифа логос должен точно соотноситься с объективными фактами. Он представляет собой ту форму интеллектуальной деятельности, которая позволяет нам влиять на внешний мир – например совершенствовать общественную организацию или развивать технологию. В отличие от мифа он в основе своей прагматичен. Если миф обращен в прошлое, к воображаемому миру священных архетипов или к потерянному раю, то логос устремлен в будущее, озабочен постоянными попытками открывать что-то новое, уточнять старые представления, изобретать необычные вещи и добиваться контроля над окружающей средой. Однако и у мифа, и у логоса есть свои ограничения. В прежние времена большинство людей понимали, что миф и рассудок прекрасно дополняют друг друга: каждый действует в своей отдельной сфере, каждый выполняет свои задачи, и оба эти типа мышления людям необходимы. Миф не мог подсказать охотнику, как убить добычу и успешно организовать поход, но помогал справиться со сложными эмоциями, возникавшими из-за убийства животного. Логос был эффективен, практичен и рационален, но не мог ответить на вопросы о смысле жизни и умерить душевную боль и скорбь [19]. Таким образом, homo sapiensс самого начала интуитивно чувствовал, что миф и логос делают каждый свое дело. Логос служил ему для изобретения новых видов оружия, а миф с сопутствующими ему ритуалами позволял примириться с трагическими фактами действительности, грозящими подавить человека и помешать его выживанию.

Потрясающие наскальные рисунки в пещерах Альтамиры и Ласко открывают перед нами захватывающий образ духовности палеолита [20]. Изображения оленей, бизонов и лошадей, шаманов в масках животных и охотников с копьями, выполненные с исключительной точностью и мастерством, находятся глубоко под землей, в труднодоступных местах. Возможно, эти пещеры были первыми в мире храмами и соборами. Об их предназначении ученые вели продолжительные дискуссии; можно предположить, что изображения служили иллюстрациями к местным преданиям, которых мы никогда не узнаем. Но в любом случае очевидно, что они создают атмосферу, способствующую глубокому духовному общению между человеком и богоподобными архетипическими животными, украшающими стены и потолки. Чтобы проникнуть в эти пещеры и предстать лицом к лицу перед этими изображениями, паломникам приходилось ползком пробираться по сырым и небезопасным подземным ходам, погружаясь в самое сердце тьмы. Здесь обнаруживается тот же комплекс идей и образов, что и в путешествии шамана. Вероятно, в пещерах исполняли музыку, танцевали и пели, как и во время шаманских камланий; путешествие в потусторонний мир также начиналось с нисхождения в недра земли, а общение с животными совершалось в ином, магическом измерении, обособленном от «падшего» земного мира.

Особое впечатление эти пещеры должны были производить на новичков, пришедших сюда впервые, и представляется вероятным, что в них проводили обряды инициации, превращавшие юношу в охотника. Церемонии инициации были средоточием древних религий, и по сей день они играют важнейшую роль в традиционных обществах [21]. Мальчиков-подростков забирают у матерей, отделяют от племени и подвергают испытанию, которое должно превратить их в мужчин. Подобно шаманскому путешествию, инициация подразумевает смерть и возрождение: мальчик должен умереть как ребенок и возродиться в мире обязанностей взрослого человека. Кандидата закапывают в землю или помещают в гробницу; ему говорят, что придет чудовище и сожрет его или явится дух, который его убьет. Он оказывается в полной темноте и испытывает сильную физическую боль; во многих культурах инициация включает ритуалы обрезания или нанесения татуировки. Эти переживания настолько сильны и болезненны, что психика подростка претерпевает необратимые изменения. Психологи утверждают, что подобная изоляция в сочетании с другими травмирующими воздействиями не всегда влечет за собой регрессивное расстройство личности: при надлежащем контроле она способствует конструктивной реорганизации глубинных сил. Пройдя испытание, мальчик постигает, что смерть – это новое начало. Теперь он – мужчина душой и телом, и возвращается к своему народу как мужчина. Столкнувшись лицом к лицу с угрозой гибели и обнаружив, что смерть – не что иное, как обряд перехода к новому существованию, он теперь готов стать охотником или воином и рисковать жизнью ради своего народа.