Несколько имен выделяются среди многих претендентов на чагатаидский престол и руководство племенами степи: Эсен-Бука I, Кебек, Тармаширин и Тоглук-Тимур определили облик Чагатаидского улуса в последние десятилетия его существования, а потому заслуживают отдельного упоминания.
Эсен-Бука I (прав. 1310–1320) царствовал в течение десятилетия, пытаясь отвоевать земли как на востоке (где, как он полагал, на его владения посягают силы Юань), так и на юго-западе, где его попытки подстрекнуть восстание в Хорасане обернулись против него самого. В 1314 году он послал своего брата и преемника Кебека вторгнуться в Хорасан вместе с армией карауни, чтобы нейтрализовать любую угрозу своей деятельности в Афганистане. Однако когда он отозвал Кебека, чтобы поддержать кампанию на восточном фронте, командир повстанцев Яраур при подстрекательстве ильхана Олджейту опустошил беззащитный Мавераннахр, а затем нашел убежище в государстве Хулагуидов.
После смерти Эсен-Буки I его брату Кебеку (прав. 1318–1326) удалось восстановить контроль над страной. Поставив во главу угла стабильность, он вновь добился мира с юаньским Кааном, несмотря на то что этот шаг разозлил племенных лидеров Могулистана, которые считали Юань иноземным захватчиком. В 1323 году он заключил сделку, которая удовлетворила как его эмиров, так и китайцев. В обмен на официальное изъявление покорности и выплату дани власть над Уйгурией была возвращена Кебеку. Чагатайский хан мог теперь сосредоточиться на делах управления и объединения государства, в которое вернулись политическая стабильность и экономическое процветание. Он и остался известен в истории в первую очередь как администратор и реформатор, а не как воин и искатель приключений. Он построил новый дворец-резиденцию в столице Карши, пытался восстановить экономику путем поощрения сельского хозяйства, торговли и обновления городов, вопреки десятилетиям войн и разрушений. От его имени чеканились монеты (
Правление Кебека иногда считают зенитом могущества Чагатайского ханства. На фоне обманчивой стабильности, вернувшейся в Мавераннахр, и восстановления контроля над карауни возобновились богатые трофеями походы в Индию. В знак уверенности в своих силах Кебек, «защитник справедливости» [5], вместе со своим союзником Узбеком, ханом Золотой Орды, организовал налет на Хорасан, который возглавил Тармаширин, брат Кебека и военачальник в Афганистане. Однако чрезмерно самонадеянный набег отбили войска Абу Саида, а силы Тармаширина потерпели сокрушительное поражение. Тем не менее Чагатаиды твердо удерживали в своих руках Газни, а значит, Кебек сохранял возможность продолжать индийскую кампанию. На этом направлении Тармаширин провел очень успешный набег, разграбив Дели и Гуджарат, прежде чем вернуться в Газни с огромным количеством награбленного.
Хан Ильчигидай (1327–1330) продолжил политику брата, не оставив и прибыльных походов против Дели и Гуджарата. Он перевел столицу в Алмалык и восстановил отношения с Ханбалыком, которые нарушились из-за его явной причастности к неудачной попытке переворота в 1328–1329 гг. с участием Хошилы, изгнанного сына Хайсана.
Тармаширин (прав. 1331–1334), после принятия ислама также известный как султан Ала ад-Дин, по воцарении вернул столицу в Мавераннахр и, подобно Кебеку, поощрял торговлю и сельское хозяйство. Ибн Баттута пишет, что султан «всегда славился своим войском и правосудием»[211]
. Тармаширин активно проповедовал ислам и поощрял своих солдат и придворных становиться мусульманами, хотя многие из них к этому времени уже были обращены [6]. Будучи благочестивым мусульманином[212], он использовал веру для развития дипломатических и торговых связей с другими мусульманскими странами, включая Мамлюкский Египет и Делийский султанат (но не с мусульманским Ираном). Более того, около 1326 года он совершил нападение на Хорасан, которое не только было отбито, но и привело к контратаке на Газни во главе с эмиром Чопаном, главнокомандующим войсками ильхана Абу Саида.Хотя Тармаширин поддерживал теплые отношения с юаньским Китаем, он избегал появляться в восточной части своих владений, где многие его нововведения не просто вызывали неприязнь, но считались «богохульством», преступлением против