В значительной мере вымирания, обнаруженные Флэннери и Шоутеном, имели место не в силу жестоких или бессмысленных убийств, а просто по величайшей глупости. В 1894 году во время строительства маяка на одиноком островке Стефенс в бурном проливе между Северным и Южным островами Новой Зеландии кот смотрителя маяка стал приносить пойманных им незнакомых маленьких птичек. Смотритель с сознанием долга послал несколько образцов в музей в Веллингтоне. Хранитель музея был страшно взволнован, потому что птица принадлежала к реликтовому виду нелетающих вьюрков – была единственным образцом нелетающей гнездящейся птицы, нигде больше не встречавшейся. Он тут же отправился на остров, но к тому времени, когда он туда прибыл, кот передушил всех птичек. Все, что осталось, так это двенадцать чучел нелетающих вьюрков со Стефенс-Айленд.
Но по крайней мере они у нас есть. Очень часто оказывается, что мы не лучше заботимся о сохранении живущих видов, чем об уже исчезнувших. Возьмем очаровательного каролинского длиннохвостого попугая. Изумрудно-зеленого цвета, с золотистой головкой, он, можно утверждать, был самой красивой птицей из всех когда-либо обитавших в Северной Америке – попугаи, как вы, наверное, знаете, обычно не отваживаются проникать так далеко на север, – и в лучшие времена он встречался в огромных количествах, уступая в численности разве что только странствующим голубям. Но фермеры считали каролинского попугая вредной птицей, и при этом на него было легко охотиться, потому что он сбивался в плотные стаи и имел своеобразную привычку взлетать при выстреле (чего можно было ожидать), но потом почти сразу возвращаться, чтобы осмотреть своих сбитых товарищей.
В классической «Американской орнитологии», написанной в начале XIX века, Чарлз Уилсон Пил описывает случай, когда он неоднократно разряжал ружье, стреляя в дерево, на котором рассаживались попугаи:
Ко второму десятилетию XX века птиц безжалостно уничтожили, так что осталось в живых лишь несколько экземпляров, и то в неволе. Последний попугай, по имени Инка, умер в зоопарке Цинциннати в 1918 году (менее чем через четыре года после кончины в том же зоопарке последнего странствующего голубя). Из него почтительно изготовили чучело. А куда идти сегодня, чтобы увидеть бедного Инку? Никто не знает. Зоопарк его потерял.
Что больше всего озадачивает и смущает в этой истории, так это то, что Пил, любитель птиц, не раздумывая убивал их в больших количествах из простого интереса. Воистину поразительно, что очень долгое время именно люди, которых больше других интересовал мир живых существ, в наибольшей степени уничтожали их.
Никто в этом деле не превзошел (во всех смыслах) Лионеля Уолтера Ротшильда, второго барона Ротшильда. Отпрыск знаменитой банкирской семьи, Ротшильд был странным малым, вел отшельнический образ жизни. От рождения до смерти, с 1868 по 1937 год, он прожил в детской половине своего дома в Тринге, в графстве Букингемшир, пользуясь детской мебелью – даже спал на своей детской кровати, хотя к концу жизни весил 135 килограммов.
Его страстью было естествознание, и он целиком отдался собиранию предметов природы. Он посылал полчища обученных людей – до четырехсот человек зараз – во все уголки земного шара карабкаться по горам и прорубаться сквозь джунгли в поисках новых экземпляров – особенно всего того, что летало. Все это корзинами и ящиками отправлялось в имение Ротшильда в Тринге, где он и армия помощников всесторонне проверяли, регистрировали и анализировали все полученное, выпуская непрерывным потоком книги, труды и монографии – общим счетом около тысячи двухсот.
Всего на Ротшильдовом конвейере естествознания обработано много больше двух миллионов образцов, и архивы науки пополнились пятью тысячами видов живых существ.
Удивительно, что коллекционная деятельность Ротшильда в XIX веке ни по масштабам, ни по финансированию не была рекордом. Титул рекордсмена определенно принадлежит жившему чуть раньше, но также очень состоятельному британскому коллекционеру по имени Хью Куминг, который настолько увлекся собирательством, что построил большой океанский корабль и набрал экипаж, который бы постоянно странствовал по миру, собирая все, что попадется, – птиц, растения, всяческих животных и особенно раковины. Именно его не имеющая равных коллекция усоногих раков перешла к Дарвину, послужив основой для его оригинального исследования.