Краткая история попы

Из всего этого можно сделать один вывод: встав на две ноги, человек остался доволен результатом. Потрясенный изобилием женской плоти, он как можно дольше пытался сохранить воспоминание о ней. Но поскольку женщина предпочла избавиться от части своих достоинств и «втянула» попу, мужчине пришлось довольствоваться всевозможными суррогатами. Так возникла мода на буфы и фижмы, призванные увеличить ягодицы дам и утолить печаль кавалеров. В первые годы Третьей республики во Франции на свет появилась роскошная задница, схожая немыслимыми размерами с доисторической: она была полностью искусственной и называлась турнюром или шаром (что подчеркивало ее сходство с аэростатом), или попросту фальшивым задом. На самом деле эта фальшивая попа — наследница фижм и кринолина — была в лишь напоминанием о былом великолепии: каркас из металлических прутьев с различными наполнителями (например, из конского волоса) никого не мог обмануть, но придавал женскому заду величественный вид. То было время фальшивого блеска, «показных» задниц.

Злые языки утверждали, что дамы в турнюрах весьма похожи на жирных гусынь, хотя они скорее напоминали лебедей. Малларме обожал недоступно-возвышенную красоту высокомерных и чувственных прелестниц в туалетах цвета небесной лазури, скабиозы и чайной розы. Кто-то сравнивал их с кентаврами, загадочными мифологическими созданиями, но этот образ не выдерживает никакой критики: все-таки у дам было всего две ноги! По большому счету, никто не мог точно сказать, на кого или на что похожа женщина и остается ли она вообще существом из плоти и крови. Скрытая складками, бантами и воланами, женщина не ступала, а скользила по земле. Белизна кожи волновала мужчин, а накладные попы, хоть и радовали глаз, не могли не заронить в умы буржуа невольного сомнения: а что на самом деле находится внутри? Никогда еще в адрес женщин не говорилось столько грубостей. Жюль Лафорг[6] писал, что женщина есть не что иное, как «пустота, одетая в фижмы», а Эдмон Гонкур называл ее «нулем в кринолине».

И в конце концов женщина избавилась от кринолина, сменив его на змееподобный корсет,. Утянув до невозможности талию, она прогнулась в пояснице, женский силуэт стал извилистым. Бюст был прижат, живот подтянулся, а зад казался таким огромным, что женщина окончательно утратила человеческий облик. Жак Лоран в книге «Нагота прикрытая и неприкрытая» — остроумнейшей истории женского белья — обращает внимание на любопытное обстоятельство: именно в ту эпоху, когда нижнее белье впервые попыталось оказать сопротивление любовным порывам, Фрейд разработал свою теорию подавления. В те же годы весь Париж ринулся смотреть пьесу «Иветта ложится спать» — первый в мире стриптиз: на сцене под звуки фортепиано дама медленно снимала платье и ложилась в постель. Создатели спектакля, поставленного в 1905 году, хотели пощекотать нервы буржуа — и им это удалось. По мере того как женщина раздевалась, зрители получали возможность убедиться, что явившееся их взорам тело хотя кое- чем и отличается от мужского, но все-таки остается человеческим. К счастью, кубизм вскоре искоренил моду на перекошенные силуэты.

Возродив обычай амазонок, которые отрезали правую грудь, чтобы она не мешала им метко стрелять из лука, некоторые спортсменки стали жертвовать обеими, а иногда вдобавок лишали себя и ягодиц. В 25-30-х годах появилась абсолютно новая — совсем плоская — женщина: эмансипе. А конским волосом стали набивать матрасы.

ГЛАВА 2. Купание

Попа всегда мылась часто. Купание — одно из главных ее занятий. Процесс этот во все времена волновал воображение художников. Многие мастера — например Якоб Ванлоо в картине «Отход ко сну», вдохновленной полотном Йорданса «Кандавл, царь Лидийский, показывает свою жену Гигесу», а особенно живописцы второй половины XIX века, создали обширную панораму омовения попы. Можно догадаться, что, когда были созданы все условия для интимного совершения туалета (уже в XVIII веке женщины начали пользоваться биде), они тут же кинулись рассказывать зрителю о самых интересных моментах этого процесса. Неудивительно, что многих художников называли вуайеристами и даже просто свиньями — так бесцеремонно они вторгались в жизнь женщины. А вот мытье мужского зада гораздо реже становилось объектом изображения — разве что на полотнах Фредерика Базиля, Томаса Икинса или нашего современника Дэвида Хокни. Заметим, что это досадное упущение огорчает не одного любителя изящных искусств.