Краткая история премии Г. Токсичный роман

После презентации Глобуса и Рублеўской Хадановіч зовёт меня в гости. Хадановіч давно вырос из этой квартиры. Я не понимаю, как он помещается в дверные проёмы. Единственная, кому эта квартира впору ― его дочь Аленка. Приезжает Адамовіч. Мы пьём вино, а Марина советует Хадановічу, чтоб он почитал Аленке на ночь. Хадановіч соглашается не сразу. Потом мы напиваемся до среднего состояния, и время подходит к полуночи. Хадановіч провожает нас в подъезд, чтоб заодно покурить с Адамовічем. Мы поднимаемся на площадку, около мусоропровода лежит куча говна. Настоящего. Кто-то насрал. Такой вот подъезд у председателя белорусского ПЭН-цэнтра. Хадановіч, огорчившись, ведёт нас на площадку ниже.

На остановке выясняется, что мой тралик уехал полтора часа назад, и я иду пешком до проспекта, а там последняя сотка отвозит меня на площадь Якуба Коласа.

Что с Федарэнкой? Сначала он был недоволен, что его взяли в премию «против его воли». Потом был «сердит», что его выбрали в лонг-лист, в конце концов, написал, что надо поделить премию на всех, а Кісліцыной сказал, что согласен не устраивать скандал взамен на то, что не попадёт в шорт. Впрочем, потом ему позвонила Бухалик, и он, вроде бы, согласился участвовать дальше.

От презентации на книжной выставке он не отказывался. Даже спросил, можно ли привести съёмочную группу Беларусьфильма. В один день Някляеў и скандал, во второй ― Федарэнка с Беларусьфильмом. Эх, Федарэнка- Федарэнка, всё же в нём есть что-то писательское. Какое-то большое дыхание и эта совсем Чеховская интонация, хоть и непонятно, зачем она нужна сто лет спустя. Не знаю, рисовался ли он перед камерой, по крайней мере, так не выглядело. Сказал, что часто чувствует себя хорошо и знает, что это потому, что его в этот момент читают, и за это он благодарен своим читателям. Я ему поверил.

У него есть рассказ «Крым», где 50-летний чувак приезжает отдыхать, знакомится с мамой и её малолетней дочкой, вроде влюбляется, она к нему благосклонна, а в конце выясняется, что она не замужем, и тот вроде зовёт её жить к себе в Минск, но в последний день опаздывает проводить, и думает, что это к лучшему. Всё это на фоне пёстрой и довольно точно описанной толпы отдыхающих. Вроде такая «Дама с собачкой» на новый лад, только в 100 раз наивнее.

Я собрал белорусских членов жюри в посольстве часа за два до пресс-конференции, чтоб выбрать шорт. Щепаньска познакомила нас с представителем института польского, который значился среди членов жюри с польской стороны. Я думал, что все понимают эту формальность, и я не должен делать никаких дополнительных реверансов. Их за меня сделал Хадановіч, спросив, не хочет ли формальный член жюри проголосовать за шорт. Я охуел. Если бы тот согласился, то мне пришлось бы умереть в посольстве, отстаивая убеждение, что голосовать за книги должны только те, кто их читал. Меня бы живым не выпустили, принесли бы в жертву белорусско-польским добрососедским отношениям. На счастье представитель института польского отказался. Я спросил, все ли согласны с предложенной процедурой голосования – каждый член жюри выбирает шесть книг из 12, потом я эти результаты суммирую, получая шорт? Все были согласны. Я спросил, все ли помнят, что результат голосования нельзя разглашать до его официального объявления на прессухе? Все поклялись, что помнят. Тогда я попросил заполнить бюллетени – обвести или отметить шестёрку как-нибудь иначе. Хотя бюллетени не надо было подписывать, почти все члены жюри складывали их и совершали с ними странные манипуляции, чтобы потом нельзя было догадаться, чей это бюллетень. Через 10 минут всё было кончено. Шорт-лист сложился сразу, переголосовывать не нужно. Результатом поражены были все, кроме Кісліцыной, чей шорт совпал один в один.

Несмотря на клятвы, кто-то перед пресухой уже сливал шорт Белсату – они торопились подготовить материал в эфир, а Акудовіч – тот вообще открыл его Асе Поплавской, которая сразу же опубликовала спойлер в своём ЖЖ.

Потом я был опустошён как после разговора с Пятровічем, вечером на меня в скайпе набросилась Бухалик, которая у себя в фб «пошутила», что, мол, у нас не только президентские выборы подтасовывают. Она долго трепала мне нервы. Впрочем, в конце прозвучало некое подобие извинения: мол, она недовольна шортом, а излить злость не на кого.

Я пил текилу, которая осталась после моего дня рождения, заедая её наскоро приготовленной в микроволновке вермишелью, нервы мои гудели как дуда белорусская, о том, чтобы заснуть не могло быть и речи. Тогда я посчитал деньги и пошёл на вокзал, чтоб сесть на ближайший поезд, куда бы он ни шёл. Он шёл в Гродно. Билет мне обошёлся в 50 тысяч, 8 тысяч постель, 8 ― бутылка колы. За 5 минут до отъезда я стоял в тамбуре и смотрел в окно.