Краткая история цифровизации

Трудность представляет также вопрос о роли компьютера в обществе, то есть о его природе как вещи. Давайте сравним компьютер с обычным инструментом, скажем, молотком. Конечно, для некоторых любая проблема в жизни сводится к гвоздю, потому что у них в распоряжении только этот молоток, однако это скорее исключение из правил. Для всех остальных молоток – это такое продолжение руки, усиливающее удар и служащее для забивания гвоздей. А вот для чего служит компьютер? Чтобы отправлять почту? Чтобы лайкать партнеров в «Тиндере»? Чтобы подавать налоговую декларацию? Может быть, чтобы производить вычислительные операции, раз слово «компьютер» образовано от слова computus, то есть «вычисление»? Компьютер на самом деле может выполнять тысячи и тысячи операций и делать это упорядоченным образом (поэтому, кстати, в романских языках слово «компьютер» происходит не от слова «вычисление», а от слова «порядок»: во французском он ordinateur, а в испанском – ordenador).

Ответить на вопрос о предназначении компьютера значительно проще, если понимать его не как инструмент, а как мастерскую, то есть пространство, в котором могут храниться самые разные инструменты, в том числе и те, которые еще не изобретены. Инструментом он будет являться только в момент самой «оцифровки», когда часть действительности переводится в цифровое агрегатное состояние, тем самым обретая невероятное количество степеней свободы. Пространственное измерение машины объясняет несколько парадоксов, в том числе известное высказывание Стива Джобса «Компьютер – это решение. Теперь нам нужна проблема» и не менее загадочное замечание философа Вилема Флюссера «Мы открываем то, что изобрели». В переносном смысле можно говорить о призрачном континенте, который мы открываем словно колонизаторы Америки. Знание о существовании Нового Света у нас уже есть, однако полное освоение этого континента займет значительное время. Пространственный характер нашего восприятия машины подчеркивает и то, как мы называем обитателей нового цифрового мира – digital natives, «цифровые аборигены». Используя этот термин, мы признаем, что этот мир может стать для кого-то новой родиной, новым жизненным пространством. Особенность цифрового мира в том, что он не знает границ: всё, что можно электрифицировать, можно и оцифровать, а всё, что можно оцифровать, можно сохранить, а потом размножить и передать в любую точку физического мира со скоростью света.

Ровно поэтому компьютер следует рассматривать как универсальную машину, как инстанцию, через которую достижима любая цель- и это, пожалуй, будет наиболее точным определением. Так как компьютер заменяет собой все мыслимые инструменты и скрывает в себе целый мир, его было бы ошибочно сравнивать и ставить на одну ступень с другими инструментами. Конечно, компьютер можно использовать как устройство-посредник – в качестве печатной машинки, для записи или воспроизведения звука, – однако этим его функциональность не ограничивается. Второй, не менее важный пункт заключается в том, что компьютер за счет своей логики позволяет освободиться от вещественности: число становится описанием числа, текстовый редактор – описанием пишущей машинки, а фотография – совокупностью знаков, которые интерпретируются как цветные точки. Говоря терминами Джорджа Буля, можно утверждать, что компьютерная вселенная существует благодаря уничтожению – ну или преодолению вещественности. Так проясняется существенное отличие виртуального мира от реального. Если какой-то объект (например, музыкальное произведение) оцифрован, то, следуя формуле x = xⁿ, его оригинал, в общем-то, становится ненужным. Возможность неограниченного размножения цифровых сущностей важна не только для звукозаписывающей индустрии, но и для нашей занятости. Если мы однажды оцифруем какой-то вид деятельности, то он станет образцом, который можно воспроизвести в любое время, в любой точке планеты и любыми средствами, пусть даже силами ботов, дронов или армии роботов. Эта мысль вызывает у нас ужас и возмущение – явный признак того, что мы имеем дело с настоящей цифровой революцией, последствия которой значительно более серьезны, чем последствия стихийных бедствий, войн или государственных переворотов.