В конце концов Джем умер от болезни (а может быть, от отчаяния) в ссылке, в Неаполе; там Баязид выкупил его тело, положил для сохранности в свинцовый гроб и с пышными церемониями похоронил в громадном мавзолейном комплексе османской династии Мурадия в Бурсе – первой реальной столице империи. Затем он убил всех выживших потомков Джема. Лишь один из них бежал с иоаннтами, когда Родос наконец-то пал перед османами в 1522 году. Он обратился в христианство, приобрел у папы титул, и ныне его потомки проживают в Австралии.
Папа Иннокентий VIII, избранный в 1484 году, хотел с оружием в руках организовать новый крестовый поход, прежде чем османы захватят еще кусок христианской Европы. Из Рима прозвучало старое обращение образовать новую Священную Лигу, чтобы поддержать Венгрию и Венецию. На этот раз папа сам являлся неким военным активом, так как его земли в Италии имели шахты квасцов – в то время очень ценного материала, некоего рода соли, применявшегося в медицине, а также при производстве закрепителя, необходимого при окрашивании шерсти. Деньги от их добычи, а также от известной продажи индульгенций, за которые жертвователям в папские сундуки предлагалось снижение их срока пребывания в чистилище, пошли на снаряжение небольшого военного флота и покупку швейцарских наемников.
Однако встали и другие проблемы. Папа Иннокентий не был идеальной фигурой для организации священной войны, так как он имел двух незаконных сыновей и участвовал в долгой интриге, чтобы женить одного из них на дочери флорентийского герцога Лоренцо де Медичи, который в обмен требовал, чтобы его тринадцатилетний сын был произведен в кардиналы.
В итоге призыв к священной войне разделил христианскую Европу. Венецианцы, заботясь о своей торговле в восточной части Средиземного моря, на словах призывали к ней, но тайно сообщили Баязиду о происходящем. Никто не верил венграм, которые тратили свои богатства на внешний блеск – их посольство во Франции состояло из двух десятков человек, одетых в одинаковые одежды и раздававших продуманные подарки. Фанатичные испанцы пылали энтузиазмом, но были целиком заняты в Северной Африке. Каждый правитель, как и в дни Холодной войны, стоял за свою собственную версию священной войны, либо же, как в случае Франции, оставался к ней равнодушен.
В 1490 году папа собрал в Риме огромную конференцию – и снова, как в дни Холодной войны, она привлекла в основном различных скучающих авантюристов и хвастунов: несчастного Джема, нескольких византийских претендентов, пару фальшивых грузинских царей, авторов нескольких скучных трактатов, португальских болтунов, наконец, венгров, готовых бесконечно говорить о своих несчастьях, и англичан, пытающихся быть разумными. В конце концов Священная Лига все-таки была образована – но в 1508 году, возглавленная папой, она напала на Венецию. Впрочем, папа очень быстро развернулся, заключил союз с Венецией и атаковал остальных. Идея намечавшегося крестового похода была погребена.
В сложившейся обстановке положение европейцев спасло то, что у турок вновь проявились другие крупные проблемы. Одной из них была та, которая в конце концов разрушила их империю – Восток. Если священная война имела для христиан свои проблемы, то со стороны мусульман они тоже были, и еще более тяжелые. В 1500 году самым крупным городом Восточного Средиземноморья все еще оставался Каир, и Египет при мамелюкских правителях являлся огромной морской силой. Он был очень богат, так как много товаров (специи, сахар, кофе) проходило с Индийского океана через Красное море, а паломники платили значительные суммы денег за защиту на пути в Мекку и Медину.
Уже после завершения крестовых походов кто-то сказал, что Палестину можно контролировать только из Египта, и правители Египта действительно правили ею – не только Сирией, но и юго-восточной Анатолией. Во времена Баязида II они все еще присутствовали в центральной Анатолии. Султан вынужден был вести тяжелые и безуспешные войны с ними. Вдобавок мамелюки приняли сторону Джема как претендента на османский трон, а иоанниты играли на обе стороны.
Но у турок существовали и другие проблемы. Войны с Египтом, по крайней мере, не касались природы самого их государства и их религии. Зато эта проблема проявилось во взаимоотношениях Османского государства и Персии, где поднималась снова и снова. Это беспокоило султанов так же сильно, как и Центральная Европа – по крайней мере до конца XVIII века, когда сравнительная слабость и османов, и персов