Получил все твои письма, но прежде всего — «Здравствуй». Возможно, и даже очень возможно, тон письма моего будет несколько холоден, но если ты та, какую я знаю по письмам и какая живет во мне, она поймет все и простит мне. Я не считаю себя в праве вторгаться в чужие души. Кто я? Мелкая монетка, затерявшаяся в уличной пыли. Это и не спокойствие. Спокойствие — душевная подлость. И это я уже давным-давно уяснил для себя. Я не особенный, нет! Я — как сотни, тысячи, миллионы других людей. Правда, от всех меня отделяет одна, довольно таки существенная и немаловажная деталь — я осужденный. Ненавижу и глубок
о
призираю тех, кто считает нас подонками. Впрочем, по бытующему ныне убеждению, эти люди правы.//о го-
тов заключить пари, даже на свою жизнь, что в корне они неправы. Нельзя равнять единицу с массой! А ты? Ты, Надежда, когда-нибудь вдумывалась в смысл этого позорного и страшного слова — «осужденный»? Если нет, то очень я тебя прошу, подумай, и реши все сама… Знаю, что делаю себе больно, но иначе я не мог поступить. Понимаешь? Что о себе? Живу, сомнения свои испытываю. Все подвергаю проверке. Только всели? Завтра последний день на больничном. А послезавтра ~ на работу. Так вот и живу. Сейчас прокрутил целую кассету магнитофона и думал, что музыкой развею все свое дурное настроение, но увы, на душе так же холодно, как и на улице. Неуютно. Пожалуй, это все, что хотел бы я написать тебе.Жду. Саша
Письмо от 12.10.1974.
На столике — стопка писем твоих.
В письмах — твой угловатый почерк.
Не одна ли звезда у нас двоих?!
Но между строчек, белый-белый прочерк.
А письма твои — мой избранный путь,
И судьба моя с ними схожа.
Какая ты есть, такою и будь!
Прошу тебя, и стихи эти просят тоже.
В вечер на лист ложатся слова…
Ничего, что написаны они неискуссно,
Ничего, что от мыслей — кругом голова,
И ничего, что сегодня я грустный…
Пули, ножи, веревки и порошки…
Нет счету средствам костлявой смерти,
А вот от грусти и зеленой тоски —
Твой милый почерк на конверте.
И наверняка, старушка-мать согнется,
Своим сердцем предчувствуя беду.
Тайга стеной за мной сомкнется
Там, где я в нее войду.
Или в лесном пожаре сгину
Иль в жажде крови рысь меня порвет?
И ничего, что жил беспечно время торопя,
Сто тысяч раз тебе спасибо за науку:
Любить тебя. Бояться за тебя.
И не приму для сердца я иную муку…