Городские жители потеряли самоуправление (Магдебургское право), которым в ВКЛ пользовались 147 городов и местечек, в том числе 52 в границах современной Республики Беларусь.
В городах и местечках Могилёвской и Псковской губерний Магдебургское право было ликвидировано указом Екатериныо II в ноябре 1775 года; в Минской губернии — в мае 1795 года; в Слонимской и Виленской губерниях — в декабре того же года. Взамен здесь ввели нормы «Дарственной грамоты городам», изданной царицей 21 апреля 1785 года. Согласно им, автономия городских властей ликвидировалась, а магистраты фактически превратились в сословные суды.
Одновременно с ликвидацией «магдебургии» царские чиновники превратили многие местечки (местечкам не было аналогов в России) в сёла, а их жителей — в крестьян! На евреев, преобладавших среди населения городов и местечек, наложили массу запретов. Главные среди них следующие:
1) черта оседлости (в 1795 году евреям запретили даже переезд из губернии в губернию в пределах черты оседлости!);
2) с 1791 года им запретили вступление в купеческое сословие;
3) еврейское население официально платило двойные налоги;
4) евреям запретили владение сельхозугодиями.
Языком делопроизводства в государственных учреждениях царские власти попытались ввести русский, но его не знали ни поляки, ни литвины, ни жамойты, ни евреи, ни татары — никто! Пришлось отложить это новшество до 1831 года.
Была введена цензура печатных изданий, никогда не существовавшая в ВКЛ.
Что потеряло крестьянство?
Оно потеряло личную свободу (российские авторы всегда затушевывают тот факт, что в Европе рабство крестьян существовало только в двух странах — России и Пруссии, тогда как во всех остальных — феодальная зависимость) и превратилось в абсолютно бесправных рабов.
Наши предки впервые в своей истории столкнулись с таким страшным явлением, как рекрутчина. В рекруты брали мужчин в возрасте от 19 до 35 лет, по 5-7 человек с каждой тысячи мужских душ. Во время войн вводились усиленные (до 10 человек с тысячи душ) и чрезвычайные (свыше 10 человек с тысячи душ) рекрутские наборы.
С 1772 до 1793 года рекруты служили в армии и на флоте пожизненно! С 1793 по 1834 год — по 25 лет. С 1834 по 1855 год — по 20 лет. С 1855 года — 15 лет. Надо отметить, что никаких пенсий тем немногим ветеранам и инвалидам, которые чудом выжили и вернулись домой, не полагалось. Неудивительно, что в народе считали хуже рекрутчины только смерть.
С 1773 по 1811 год в Западном крае российские власти забрали на службу 220 тысяч рекрутов (т. е. по 5-6 тысяч в год), не считая шляхты, пополнявшей офицерский корпус. Между тем финнов, прибалтов, кавказцев, евреев, молдаван, народы Сибири и Севера, а также сыновей православных попов в рекруты не брали. Российские купцы с 1776 года освобождали сыновей за деньги (сначала за 360, позже за 500 рублей). Казаки, калмыки, татары, башкиры выставляли вспомогательные части только во время войны.
Разумеется, советские авторы оценивали рекрутчину сугубо положительно. Вот что сказано о ней в «Советской исторической энциклопедии»:
«Введение рекрутской повинности было прогрессивным явлением, позволившим создать регулярную, единую по национальному составу армию» (том 11, М., 1968, ст. 1004).
Ну, еще бы! Ведь для них главное то, чтобы у империи было многочисленное войско, чтобы она могла захватывать все новые и новые территории, превращать в рабов все новые и новые народы!
Идея освобождения края
А что местное население ПОЛУЧИЛО? Ничего! Разве что помещики обрели возможность усилить эксплуатацию крестьян.
И у кого-то поворачивается язык называть все это «освобождением»?!
Как же было не бунтовать?
Но здесь мы сталкиваемся с любопытным феноменом, своего рода парадоксом. Какие цели преследовали восстания политического «народа» ВКЛ, т. е. шляхты и части мещанства?[148]
Сами они, независимо от этнического происхождения, считали себя частью польской политической нации[149]
.Именно польский язык был в ВКЛ языком администрации, образования, науки, литературы, искусства, вообще — цивилизации[150]
. Например, Адам Мицкевич (1798-1855) и Владислав Сыракомля (Кондратович; 1823-1862) — великие беларуские поэты. Они прекрасно знали родной язык. Но в своей стране, т. е. в Великом Княжестве Литовском (и Речи ПосполитойВспомним знаменитую книгу Яна Борщевского «Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастических рассказах». Как писали современники-рецензенты (М. Грабовский, В. Прокопович и другие), в каждом ее слове «чувствуется беларус». Оно, конечно, верно, только свою книгу Борщевский издал в Петербурге в 1844-46 годах на польском языке, все четыре тома[151]
.